РОССИЙСКИЙ ХОРРОР
Краткий экскурс в развитие хоррора в отечественном кинематографе — и размышления о том, почему дела в «страшном» жанре сейчас обстоят именно так, а не иначе.
Вместо предисловия: я не киновед, и моё мнение — это мнение рядового зрителя, который очень любит жанр хоррора. Такой парадокс: я не люблю бояться при просмотре, часто нервничаю, когда на экране происходит что-то, что не поддаётся моему пониманию, и даже могу время от времени останавливать фильм, если становится чересчур страшно, но при этом с искренним интересом смотрю то, что маркировано как ужасы или триллер. Это, кстати, разные вещи, и ужасы мне нравятся больше — потому что зло сверхъестественное пугает меня далеко не так сильно, как непостижимые глубины человеческого разума. Но попыток сделать второе на просторах российского кинематографа мне не попадалось, тогда как первых было довольно много. Не все из них были удачными, конечно. Большинство не было. Но это не обличительная статья, а попытка разобраться, что хорошо и что плохо в российских ужастиках.

Моё знакомство с жанром началось в далёком 2006 году, когда вышел фильм «Ведьма». На постерах обещали первый российский фильм ужасов, я училась тогда в седьмом классе, и мне было очень интересно, что же такого там наснимали. Собравшись с духом, я отправилась в кинотеатр — и получила осовремененного «Вия». Не помню, чтобы хоть секунду просмотра мне было страшно. Особенно интересно тоже не было, — а мне, напомню, было двенадцать лет, и я была вовсе не искушённым зрителем. Но начать мне хотелось именно с этого фильма — во-первых, потому что его маркировали как первый отечественный фильм в этом жанре, а значит, это какие-никакие, но истоки, а во-вторых, потому что он отлично подводит нас к вопросу, на чём именно базировался — и базируется — российский хоррор.


И здесь я позволю себе небольшое отступление — в сторону Штатов. Возможно, вам знаком американский молодёжный ужастик «Хижина в лесу». Я вспомнила его не потому, что он хорош (хотя он, безусловно, хорош, и, хоть и начинается как стёб над поджанром американского молодёжного хоррор-муви, примерно с середины становится настоящим фильмом ужасов со всеми обязательными для жанра атрибутами), а потому, что он задаёт интересную тему для рассуждения. По сюжету всё, что происходит с главными персонажами, — хитроумно выстроенная игра, правила которой заданы некой сверхсекретной организацией. И вот о ней-то и идёт речь. Такая организация есть в каждой стране, снимавшей хорроры, — и в каждой стране эта игра проходит по своим правилам. В Штатах это компания из пяти (непременно пяти, причём каждый из пяти должен отвечать определённым требованиям) молодых взрослых, которые отправляются на уикэнд в отдалённую локацию (ту самую хижину в лесу), в Японии в качестве игроков выступает класс крохотных, не старше семи лет, девчушек. В Скандинавии обязательным атрибутом ужаса является скандинавская же мифология. И вот по окончании фильма мне было интересно даже не то, что в итоге случилось с главными героями, а то, как создатели фильма видели бы подобную организацию в России. Иными словами — какие яркие отличительные черты есть у российского хоррора?

Безусловно, жанр ужасов для нас новый. У нас, если уж на то пошло, и страна довольно молодая — ей всего-то тридцать лет, и отечественный кинематограф, несмотря на богатую советскую историю, ведёт свой отсчёт именно от даты развала СССР. А значит, ему свойственно всё то, что свойственно любому молодому начинанию: ошибки, попытки совместить несовместимое, стремление взять всё лучшее от тех, кто уже поднаторел в этом деле, — и одновременно добавить своего, родного, всем понятного колорита. И вот тут-то, как мне кажется, и оказался зарыт главный камень преткновения для российских создателей ужасов. Потому что жанр ужасов как таковой не существовал в советском кинематографе. Пока в США выходили «Ребёнок Розмари», «Техасская резня бензопилой», «Кошмар на улице Вязов» и «Дети кукурузы», в СССР снимали совсем другое кино — к жанру ужасов можно отнести разве что «Вия» 1967-го года. Но «Вий» был снят по рассказу признанного классика, а в остальном жанр ужасов казался чем-то чуждым и ненужным советскому зрителю и читателю. Казался, разумеется, не самому зрителю и читателю, а тем, кто выделял производственные мощности на создание той или иной картины, а также решал, что именно в этом месяце выйдет в прокат. Создавать по сути андеграундный и даже маргинальный жанр в таких условиях было совершенно невозможно, поэтому, когда к началу нулевых в США уже была создана вся классика жанра, мы только начинали нащупывать верное направление. На мой взгляд — не нащупали до сих пор. А если и нащупали, то пока не поняли, как именно двигаться по нему вперёд.


Просто для сравнения: когда речь идёт об американском хорроре, мы сразу вспоминаем реднеков, религиозные культы и секты, охоту на ведьм, проклятые дома — и это та база, на которой строится немалая часть тамошних фильмов ужасов. Включите антологию «Американской истории ужасов» — и вы сразу поймёте, что пугает американского зрителя. В России подобная антология вряд ли будет возможна в ближайшие лет десять, а всё потому, что база хоррора ещё не выработана. А меж тем она весьма обширна. Навскидку: русские народные сказки, основанные по большей части на древних языческих поверьях; славянская мифология вообще — книгу про языческих духов я читала в детстве вместо страшилок; неславянская мифология — на территории современной России проживает невообразимое множество народов, и практически у каждого из них есть свои страшные сказки, берущие свои корни из глубокой древности. Кстати, с последним на ура справился сериал «Территория» — вышедший чуть раньше нашумевших «Топей», он отлично и последовательно отработал тему. «Топи», кстати, на мой взгляд, со своей задачей пока справляются несколько хуже — в основном потому, что авторы так и не определились, чем именно они хотели пугать. Это отдельная проблема жанра на данный момент: отсутствует систематизация страшного, в ход идёт всё, что кажется хоть немного привлекательным, и, как итог, получается не страшно. Да, интересно, — но пугаться тут совершенно нечему.

А ведь если мы говорим о хорроре, то страх — это первое, чего простой рядовой зритель ждёт от просмотра. Страх вообще — базовое чувство и базовая же потребность человека. Сброс адреналина, выброс негативных эмоций в безопасных условиях — это причина, по которой нам вообще интересен этот жанр. Многие говорят, что в России хоррор невозможен, потому что «всё самое страшное в России — не на экране, а за окном», но есть большая разница между тем, чтобы бояться идти ночью по тёмной улице, и тем, чтобы бояться, глядя в экран, где по тёмной улице ночью идёт кто-то другой. Запрос на жанр определённо есть. Очень надеюсь, что в скором времени предложение догонит и удовлетворит спрос.


И говоря о том, что всё самое страшное рядом: при создании хорроров у нас почему-то упорно игнорируют это самое «рядом». Если в американском хорроре мы видим зло в непосредственной близости: на заднем дворе, на соседней улице, в соседском окошке, — то у нас почему-то всегда стремятся отправить героев подальше. В монастырь, в заброшенную деревню, в пустой детский лагерь, на двенадцать километров под землю... «Смерть советским детям» и «Кольская сверхглубокая», кстати, построены на отличном материале того самого славного советского прошлого, в котором ужаса как жанра не существовало, но потребность бояться точно была. И, казалось бы, такая богатая тема, бери и адаптируй всё это, от наивных детских страшилок до страшилок взрослых, выросших из недосказанности и засекреченности советского периода, — но отсутствие опыта, увы, сказалось на обоих фильмах: мало иметь хороший материал, нужно ещё достойно его обработать. Мало нащупать направление — нужно ещё понять, как именно по нему идти.

Что делать? Как ни странно — снимать дальше. Ни у кого и никогда не получалось с первого раза. База всё ещё есть, она неисчерпаема, более того — пополняется практически ежедневно. Теми самыми, временно неосвоенными, бытовыми ужасами, которые пока игнорируются нашими киноделами. Откройте на досуге Мракопедию и восхититесь тем, насколько изобретателен и многообразен наш народ. И опыт зарубежных стран — это, безусловно, неплохо, и учиться всегда проще на основе, которую уже выстроил кто-то другой, но российская «Хижина в лесу» появится только тогда, когда свою основу создадим мы сами и сможем закрепить её в собственном сознании. А там, глядишь, мы увидим и «Российскую историю ужасов» — и в ней сплетутся все причудливые мотивы, от рассказов Гоголя до советского боди-хоррора, от детских страшилок про чёрную руку до проверенных веками поверий и примет. Главное — не взболтать это случайно, а то кто знает, что мы получим на выходе?
Текст: Митя Перепёлкина