У пацана нет цели — есть только путь

Самый нашумевший, самый просматриваемый, самый неоднозначный, самый-самый сериал этого года — «Слово пацана. Кровь на асфальте» Жоры Крыжовникова — завершился в этот четверг. На протяжении выхода второй половины всего лишь 8-серийного проекта сериал успел превратиться в социальный феномен, что будто бы накладывает обязательства писать о нем через соответствующую призму. В чем не особо загадочная привлекательность подростковых группировок? Почему «кто не сделает, тот чушпан» становится схемой мотивации? Взорвет ли «Слово пацана» статистику насилия в России? Но для этого социологом стоит быть даже в большей степени, чем кинокритиком — и коллеги успешно справляются с задачей привлечения академии к дискуссии о сериале.

Есть здесь и риск стать в оборонительную позицию. Властные структуры и прочие консервативно сложенные зрители обвиняют сериал во всех смертных грехах, главный из которых — воспитание жестокости. Хочется, конечно, им возразить, риторически воскликнуть: где между изнасилованием и убийством вы рассмотрели романтизацию криминала 80-х, привести еще тройку примеров и прийти к выводу, что в формировании взглядов современной молодежи искусству тяжело тягаться с окружающей политической действительностью. Но такой разговор, кажется, превращает собственное мнение о сериале в бесконечные оправдания и смещает фокус.

Нельзя и полноценно объяснить, почему из всех схожих проектов так заметно выстрелило именно «Слово пацана» — можно предположить, в чем его локальные удачи, но, по большому счету такие истории почти всегда совмещают талант создателей с небольшой толикой случайности.

Зато всегда можно поговорить, о чем вообще был этот сериал — и как его сделали, помимо технических моментов, что нам удалось рассмотреть в слитых сериях.

«Слово пацана» начинался обаятельно-весело: до того, как рубить с плеча, Крыжовников позволил нам всем проникнуться Маратом-Адидасом-младшим и Андреем-Пальто и их задорными выходками на грани криминала и воровства. Плохие мальчики — обаятельные, «Седая ночь» — драйвовая, и оказывается очень легко позволить заманить себя в ловушку сочувствия пацанам. А потом играет «Пыяла» и начинают умирать люди, но сбежать из этой ловушки уже не получится. В терминах самих же главных героев — от «Слова пацана» остается ощущение, что ты пришился к банде, не до конца понимая всей серьезности происходящего, а отшиться уже не можется да и не хочется, потому что со своими пацанами нужно оставаться до конца.

Чем дальше продвигался сезон, тем короче становился промежуток между развлечениями и преступлениями, пока в самом финальном эпизоде «Мираж» и Аигел не оказались и вовсе склеены в единый трек. Смерть Ералаша кажется шокирующей и меняющей вообще все, убийство Желтого заставляет поморщиться, самоубийство Айгуль ощущается закономерным исходом, а гибель самого Вовы Адидаса морально слишком сложна, чтобы сразу понять, чувствуешь ли ты что-то вообще. Нас не то чтобы заставляют привыкнуть к повсеместной жестокости, но учат, что после задорной нарезки под перестроечный хит обязательно наступит наказание за бандитские прегрешения.

Растущее напряжение заставляет задуматься не только о серьезности, но и о реальности происходящего. Отдельные почти документальные сцены напоминают — вымышленные Марат и Андрей существуют в невымышленной Казани прошлого века. И большинство мальчиков, которые «не готовы все» окажутся в колониях или погибнут в разборках — и это будет совсем не так весело, как подтягиваться на турнике.

Нота, на которой кончается «Слово пацана» в обеих версиях — туманна и не особо обнадеживает. Жизнь по пацанским понятиям приводит в колонию или на кладбище, отказ от них — в комсомол, который в некоторой степени тоже напоминает банду. Разница лишь в том, что последний путь оказывается социально одобряем. И ради чего они все махали кулаками и ввязывались в неприятности, если шансов на хороший конец даже теоретически нет?

Точно так же, как нам сложно оценить, в чем причина успеха «Слова пацана», «Слову пацана» сложно рассудить, почему были так популярны и повсеместны молодежные группировки. Остается ощущение, что изначально герои искали в них одновременно справедливости и защиты, которых не получали от государства, но очень быстро необходимость ломать ребра людям с соседней улицы переставала мотивироваться хоть чем-то рациональным. Пацанские понятия — противоречащие сами себе и странные установки, которые объясняли необходимость насилия и вместе с тем не объясняли совсем ничего. Герои оказались потеряны в собственной жизни и попытались опереться на выдуманные кем-то правила — но опора проломилась под ними, как лед под ногами майора, и большинство не спаслось.

«Слово пацана» — это действительно ловушка, потому что сложно не сочувствовать героям с грустными глазами Ивана Янковского и хитрой улыбкой Рузиля Минекаева, но оправдывать их из-за одного лишь обаяния нельзя. И мы оказывается заперты между бессмысленным насилием, цели которого не видят уже и сами пацаны, и трогательными поцелуями под Бутусова. Впрочем, песня это тоже очень грустная — и девушкам, матерям и сестрам героев, к сожалению, тоже не удается избежать столкновения с жестокой пацанской реальностью.

За «Словом пацана» нельзя отметить гениальный сценарий или ювелирный монтаж (последний, впрочем, преимущественно впечатляет), но заслугой сериала определенно можно признать законсервированную на экране атмосферу веселья, спаянного с безнадежностью. В конце концов, если бы герои «Слова пацана» не казались настолько живыми, этот проект не было бы так страшно смотреть.