Кто убил Еву?

В премьерном а капелла мюзикле «Айсвилль», поставленном Алексеем Франдетти по мотивам «Снегурочки» Александра Островского, классическая сказка превращается в нечто среднее между антиутопией и скандинавским детективом. Сюжет постановки предельно прост: инспектор (Егор Матвеенко) приезжает на отдаленный и заточенный во льдах остров, чтобы раскрыть загадочное убийство девушки Евы (Кристина Кузнецова). Первым делом детектив добивается свидетельских показаний. Благодаря этому зрителю позволено проследить за историей от первого появления героини в гостинице Айсвилля и до момента, когда ее труп окажется в морге, в котором композиционным кольцом начинается и замыкается действие.

Городок Айсвилль с населением в несколько сотен человек замер в серой тишине и ледяной мгле. Все здесь устроено согласно диктаторски бессмысленным правилам — секс разрешен одну ночь в году и исключительно по купону за хорошее поведение, выезд на материк не особо одобряется, а вместо горячих сердец в груди у персонажей звонко стучит лед. Все здесь одинаково серое и бесформенное и, несмотря на то, что сцену из раза в раз заполняют различным реквизитом, бесцветная коробка все равно продолжает напоминать исключительно морг. Мрачные декорации не скрывают и антиутопических отсылок: на стенах четко различимы серийные номера 1984 и D-503, очевиднее некуда.

Единственным ярким пятном остаются неестественно-голубые глаза жителей Айсвилля и ярко-рыжие волосы и мятная шуба Евы, которая все повторяет, что ей вовсе не холодно. Ева ищет на острове подругу, которая приехала сюда несколько месяцев назад и пропала — но подругу, как легко догадаться, никто не видел. В Еве есть свободомыслие и тепло, которого нет в жителях Айсвилля, и этого оказывается достаточно, чтобы растопить годами замерзавшие устои. Одно присутствие веселой незнакомки, которая любит солнце, мешает жить по привычной схеме. Ева в буквальном смысле притягивает к себе жителей острова: Бо и Бо (Манана Гогитидзе) видят в ней пропавшую дочь, Лил (Дмитрий Воробьев) ищет свое вдохновение, а Май (Александр Казьмин) просто теряет голову от желания быть с ней. Но такие изменения опасны, и мэр города не собирается позволять Еве влиять на паству, что он так упорно воспитывал. Чем же еще мог кончиться такой сюжет?

Мэр города (Кирилл Гордеев) во всем от белоснежной бороды до розы на лацкане напоминает президента Сноу (ведь если позволены отсылки к классике, почему не оглянуться и на современные образчики жанра). Как и положено любому абсолютному лидеру: он обладает эксцентричным хобби — выращивает в постоянно сером Айсвилле цветы, не следует собственным правилам — имеет право на секс в любое время, и не обременен сочувствием к окружающим. Мэр не просто жесток, он отстранен и дистанцирован от всех переживаний собственных горожан, и пока герои сливаются в оргии в ту самую ночь, он лишь смотрит на них сверху вниз — ну, и, конечно, поет.

При всем обаянии идеи поставить северную антиутопию в Петербурге, без музыкальной составляющей у «Айсвилля» практически не было бы шансов на успех. Это тот случай, когда форма оказывается эффектнее и привлекательнее содержания. Вместе с тем, это тот самый случай, когда такой расклад вовсе не плох. Талантливо исполненные а капелла партии позволяют проникнуться историей вне зависимости от глубины пропетых текстов исключительно благодаря тому, что музыка напрямую манипулирует зрительскими эмоциями. Скорее банальный и более чем предсказуемый антиутопический сюжет, рассказанный на 9 голосов, все равно увлекает. Выходит, что «Айсвилль» становится не столько переживанием, сколько театром-аттракционом, который предлагает отдельно восхититься тем, как это спето.

Несмотря на неизбежность Евиной смерти, мюзикл заканчивается надеждой на то, что лед, как и режим, падет. Солнце, которое погубило Снегурочку Островского, для жителей Айсвилля должно стать спасением от диктатуры Снега (простите, от этой игры слов слишком сложно удержаться). И на острове, где можно лишь петь, но нельзя играть на музыкальных инструментах, потому что они замерзают, наконец звучат эти самые инструменты — обозначая тоскливый, но одновременно с этим все-таки оптимистичный финал.