На весеннюю премьеру театра Сатиры возложили большую ответственность – «Арбенин. Маскарад без слов» стал первым спектаклем объединенного театра. В дни премьеры перед началом действия поприветствовать многочисленных зрителей выходили новый худрук театра Сергей Газаров и режиссер-хореограф Сергей Землянский. Они не без доли самоиронии делились переживаниями насчет новшеств директивы и шутили, что страх провалиться был так велик, что они и решили для начала «ничего не говорить». В постановке на самом деле актеры не произносят и слова, только танцуют, смеются и плачут, однако голос звонков перед началом еще много раз успеет вам напомнить: «Это последние слова, что вы услышите за этот вечер!»

Сюжет отходит от оригинала и сперва показывает юность самого Арбенина, невольно заставляя зрителей провести параллель между ним и князем Звездичем. В прошлом молодой, даже «зеленый» на фоне своей старшей версии в исполнении Максима Аверина, Евгений вел кутежный образ жизни настоящего повесы, франта и героя-любовника. Своеобразный пролог приводит к тому, что избранницей Арбенина стала молодая баронесса Штраль, невеста его приятеля. Их стремительно развязавшийся роман не привел ни к чему хорошему, жених все узнал, и последствия оказались плачевными для всех участников интриги. Именно в этот момент, в момент первого разочарования миром «русского Отелло» в полной мере раскрывается главная система образов спектакля.

Гости маскарада и просто люди, окружающие действующих лиц, одеты на один манер: пышные юбки для кабаре у девушек, черные фраки юношей и ужасающие маски в виде детских кукольных голов. Несоразмерные взрослым телам, керамически-белые, с пустыми и печальными глазами, эти головы поразительно точно олицетворяют лермонтовское изречение: «Под маской все чины равны, У маски ни души, ни званья нет, – есть тело». Сцены балов, маскарада и каких-либо других общих сборищ и завораживают, и страшат, ибо невозможно не заметить, что занимательную, сотканную из классики, контемпа и тверка хореографию исполняют поразительно похожие на персонажей американских фильмов ужасов исполнители. Кукольную маску надевает и Арбенин, расставшись с прошлым, с молодостью, с интригой с баронессой. Он находит личину для себя, но в отличие от остальных она сломанная, ее пересекает огромная трещина – последняя надежда остаться человеком в мире кукол. В этой трещине нашла душу и Нина. В первой же их совместной сцене она снимает противный предмет с головы Евгения. К сожалению, в конце эта маска, уже целая и в точности повторяющая всех окружающих, вновь окажется на нем.

Не имея шанса передать характеры героев вербально, через оригинальные слова и выразительные интонации, создатели спектакля провели огромную работу для поиска отличительных черт и манер движений. В «Арбенине» крайне удачно воплотился зачастую забытый герой – Адам Петрович Шприх. Его хореография в большинстве своем состоит из поддержек, он залезает на людей, запрыгивает им на спины. Шприх, словно паразит, цепляется на людей, проникает им под кожу. Все сцены с героем от этого получились уморительными и, словно в оксюморон этому заявлению, эффектными. Но самыми эффектными вышли, конечно, сцены кутежа, балов и азартных игр. Пугающие гости мастерски выполняют свои номера, создают и достойные самостоятельные эпизоды по ходу сюжета, и плавные, ненавязчивые переходы между партиями главных героев.

Многие пьесы озадачивают постановщиков вопросом: «А как этих героев играть?» Драма классика тоже дает волю и благотворную почву для размышлений и творческих замыслов. Главное – не упустить шанс и развить персонажа в той манере, которая соотносится с общим замыслом. Баронесса Штраль в театре Сатиры стала скорее глубоко несчастной и потерянной, праздник жизни проходит мимо нее; князь Звездич, будучи самонадеянным дамским угодником, а вместе с тем «отраженьем века» в вопросах социального положения и чести, почти всегда выступает на пару с дамами или создает страстный и сопернический союз с Арбениным; Нина же, ангел во плоти, присвоила себе самые светлые, чистые и невинные сцены. Открытая всем и вся, тем не менее она чуждается искусственного мира, постоянно пытаясь отыскать живые лица. Девушка пронесла свою цветущую и сладостную одухотворенность вплоть до самой смерти и после нее. Синтезированная из глухого, противного, протяженного детского напева музыка особенно страшно резонирует именно с одинокой, едущей в санях к баронессе Ниной.

Театр Сатиры подарил зрителям невероятно стильный, яркий и, несмотря на полное отсутствие речи, громкий «Маскарад». Выверенная хореография позволяет зрителям погрузиться в романтичную, страстную, а подчас и страшную, опасную вселенную Лермонтова даже без знакомых рифм и слогов.