Симфония любви

Они потеряли себя, но нашли друг друга в этом полуразрушенном пятом подъезде, стоящем на осколках беззаботного детства 30-х — так можно описать пьесу «Мой бедный Марат» советского драматурга Алексея Николаевича Арбузова. Будучи представителем «потерянного поколения», Арбузов стремился в своих произведениях, в частности в «Марате», выразить неистовость жизненного уклада людей, переживших войны и переломные исторические события. Его герои — Марат, Лика и Леонидик — ищут новые непреходящие ценности и социальные идеалы в себе и друг в друге, и порой ошибаются, но все еще искренне любят друг друга.

Способность любить и видеть в разрушающемся мире тепло и надежду — главный посыл текста Арбузова, который смогла выразить постановка Александра Баргмана на сцене театра «Мастерская». Память о блокадном Ленинграде всегда будет в сердцах его жителей (и всей страны) не только потому, что это незаживающая рана, но и потому, что это пример невиданной сплоченности и мужественности перед лицом горя и страданий. Перед тем, как зайти в зал и сесть на свое место в ожидании начала спектакля, в фойе зрителей знакомят с бережно сохраненными народным музеем «А музы не молчали…» предметами блокадного прошлого: детскими рисунками, игрушками, нотами, пострадавшими от обстрелов. В них хранится память о людях, о жизни вопреки смерти.

«Я не участвую в войне — она участвует во мне», — эхом звучат строки Юрия Левитанского, меркнет свет, и зрители оказываются в пустой квартире с заклеенными крест-накрест окнами, в центре ее — бедная, дрожащая от холода девушка на одиноко стоящей возле печки тахте.

Марат Евстигнеев (или Марик), вернувшийся в пустую квартиру после смерти сестры, обнаруживает непрошенную гостью, прячущуюся от обстрелов. Нет больше мебели, нет фотографий, нет семьи и детства. «Спалила, значит, мое детство?» — обреченно-насмешливо замечает он Лике, прекрасно понимая, что и его, и ее детство на самом деле сгорело в огне разрушительной войны. Евгений Шумейко воплощает Марата идеалистом вне времени, прячущимся за сарказмом и мнимой мужественностью. Он мечтает стать архитектором, строить мосты между людьми, но не может построить его даже между своим прошлым и будущим. Во втором, послевоенном, акте, окруженном ворохом газет, он сбегает (и не в первый раз) от своей любви и будущего, потому как, подталкивая к решениям других, он сам для себя не может этого сделать. Он застрял в своих стремлениях и страхе, что, решив за Лику, он предаст собственные благородные идеалы.

Лика (или Лидия Васильевна, как она представляется Марату) также потеряна, но стремится отказаться от своего эгоизма и служить другим, став врачом и спасателем для гордого Марата и болезненного поэта Леонидика. Олеся Казанцева с удивительной нежностью и неторопливостью пишет психологической портрет девочки, желавшей стать похожей на свою мать-военврача, но в итоге так же застрявшей посередине моста в погоне за служением и самопожертвованием. Она не просто объект любви и обожания со стороны других углов этого треугольника, а сильная личность, которую погубила забота о ближнем.

Катализатором же для почти голливудского конца и развития Лики и Марата становится тот самый Леонидик. Грустный болезненный мальчик, потерявший маму, затем солдат с ранением, неудавшийся поэт — он, казалось бы, эгоистично выбирает зависимость от двух своих более сильных, на первый взгляд, друзей. Сергей Агафонов придает этой внешней слабости силу в отрывистых речах в третьем лице, в неуместном горьком смехе и яркой песне, открывающей финальный акт. Он всегда выбирал любовь, пусть сначала и прятался за зависимостью. В конечном итоге победила его сила духа, и он сделал выбор за троих.

«Диалоги в трех временах» — так звучит подзаголовок, и он действительно отражает триединство существования во время спектакля. Три разных характера, три стадии жизни (детство, взросление и время принятия окончательных решений), три песни, и в то же время зритель в этом пространственно-временном континууме — тот самый третий не-лишний участник. Он тоже проходит все стадии взросления вместе с героями, смеется и плачет вместе с ними, а выходя из зала, задумывается о том, что даже за минуту до смерти не поздно жить. Так было и со мной. Марат, не бойся быть счастливым! Я уж точно больше не боюсь.