Екатерина Королёва И Иван Можейко

«"Дикарь" — это кристалл»

2 и 3 декабря у театра «Сначала театр — театр с начала» состоялась премьера спектакля-экспертизы «Дикарь» по пьесе Алехандро Касона. Путь к нему был длинный — через краудфандинговую кампанию на платфторме Planeta.ru и долгие репетиции.

«Дикарь» — это история молодого парня по имени Пабло, который вырос вдали от цивилизации, не признает современную форму воспитания, ненавидит женщин и делает только то, что считает нужным. Но судьба сводит его с Маргой — молодой учительницей, которая меняет жизнь обоих.

БЕС КУЛЬТУРЫ в преддверии такого события поговорил с режиссером спектакля Екатериной Королёвой и исполнителем главной роли Иваном Можейко.

— Как появилась идея взять именно эту пьесу? У вас до этого вышел «Слуга в квадрате» Карло Гольдони, теперь «Дикарь» пера Алехандро Касоны. Настроение у вас такое, итальяно-испанское?
Екатерина: Не совсем. Предложил нам «Дикаря» наш директор, Степан Волкотруб. Он когда-то давно увидел спектакль по этой пьесе, запавший ему в душу. И когда он уже начал с нами работать, ему понравились наши спектакли: и «Герострат», и «Поединок»...

Иван: И он увидел меня.

Екатерина: Тогда же он предложил мне прочитать «Дикаря» — вдруг понравится? Так и случилось. Там хороший юмор и все построено по правильным канонам, как комедия. Хотя Ваня со мной спорит, говоря, что это, скорее, трагикомедия. И я, пожалуй, соглашусь. Все же там рассматриваются некоторые трагические моменты, в ней много говорится о жизни, о смерти. И вся предыстория, если ее прочитать, тоже невеселая.

Иван: Но второго декабря будет комедия.

Екатерина: Причем дикая.
— В каком времени происходит действие пьесы?
Иван: Вне времени и пространства. Катя вообще никогда не ставит спектакли во времени. Это ее удивительная особенность. Ей все равно, в каких ты костюмах и какие декорации тебя окружают: главное, что у тебя есть ты сам, у тебя есть дело и ты этим делом занимаешься. При всем этом она каким-то образом через тебя говорит. Я вообще не люблю, когда через меня пытаются говорить, а вот с Катей у нас получилось договориться. Причем молча.

Екатерина: Так что да, в спектакле времени нет. Точнее, есть время суток — утро, день, вечер. А остальное не имеет значения. Потому что действие спектакля происходит здесь и сейчас.

Иван: У Кати есть свой стиль и язык. Не тот, через который мы что-то вещаем со сцены, а тот, через который она говорит со зрителем. Ее сверхзадачи и идеи. Этот язык даже не в декорациях, а в том, что она выбирает и как она это делает.

Екатерина: В прошлый раз мы с вами в интервью говорили, что режиссура для меня ощущается геометрическими фигурами. И если «Герострат» — это абсолютный квадрат, «Поединок» — прямоугольный, то «Дикарь»…

Иван: Тест Роршаха.

Екатерина: Не совсем. «Дикарь» — это кристалл. Не понимаю, откуда этот образ, но он есть. У нас в постановке вообще много метафор. Например, сцена с птицей. Точнее, уткой, которую пытается поймать брат Пабло (прим. ред: главный герой пьесы). Почему именно утка? Для него это дичь. Потому что есть соперничество у Хулио и Пабло — двух двоюродных братьев, антиподов, при этом имеющих одну судьбу. Один живет в горах, и отец его любит, обожает и обучает охоте. Второй живет в мегаполисе, и по сути он такой же охотник, как и Пабло, но только за женщинами, деньгами и удовольствием. Поэтому между ними возникает соперничество. Это интересная линия, которая меня привлекла. И это притом, что в пьесе она написана довольно плоско. А в моем понимании так быть не должно: тут нет хороших и плохих — есть просто люди.
— Вы показывали макеты декораций, там были ночь и луна.
Екатерина: Да, луна, ночь, романтика. Это аллегория любви. Спектакль в целом про то, что каждый приобретает новую жизнь, новую любовь. Мы заявляем, что это спектакль-экспертиза.
— Я как раз хотела спросить, что это такое?
Иван: Феерия. Невообразимый спектакль, полный сюрпризов, неожиданных моментов и новых сюжетных поворотов. Потому что актеры в момент нахождения на сцене начинают узнавать спектакль и даже придумывать его. Сюжетные повороты, открытия, осенения и некие инсайты происходят прямо во время того, как ты находишься на площадке. И это здорово. Для актера. Для зрителя… ну, посмотрим.

Екатерина: Мы попытаемся рассмотреть любовь в разном ее проявлении. Любовь, которая состоялась через двадцать пять лет ожидания, любовь между отцом и сыном, между тетками и племянником, между отцом и дочерью. Любые ее проявления: как платонические, так и не очень. А ведет всю эту экспертизу антрополог, который сравнивает нас с животными, исследуя, где же в нас проявление инстинктов, а где — воли духа. Потому что инстинкты материальны. А вот духовное — это нечто иное.

Иван: Она вообще про себя все ставит. Это я на русский тебе перевожу.

Екатерина: Ну, конечно, про себя, про кого мне еще ставить? Я никого другого не знаю.

Иван: А я не в укор. Просто ты такими словами бросаешься… большими.

Екатерина: Ну вот как ты можешь определить любовь?

Иван: Как жизнь — немножко. И как смерть — тоже немножко. Это когда тебе одновременно хочется вдарить человеку, взять его за голову и размозжить ее об стенку, и в то же время хочется обнять. Хочется ради него умереть и хочется, чтобы он сам сдох уже поскорее, потому что тебе равно невозможно как с ним, так и без него. И вот как раз эта притирка между Маргой и Пабло на протяжении всего действия и происходит. В какой-то момент Пабло понимает, что лучше бы он ее из окна выкинул в первый же день, и не было бы этого всего. Вот и у Марги та же самая история. А любовь в чем заключается? В том, что ты позволяешь другому человеку быть таким, какой он есть. Вот это я, наверное, и буду играть.

Екатерина: Эта тема безусловной любви будет раскрываться еще и в форме спектакля. Мы сделаем так, что зрители тоже будут участвовать в этой истории. С самого начала будут раздаваться тесты, в которых будут те же самые вопросы, которые профессор будет задавать Пабло во втором акте. И зрители, не подозревая, зачем это нужно, будут отвечать на них в самом начале. Конечно же, только по желанию. Так это будет настоящее исследование.
— Я знаю, что вы в рамках подготовки к спектаклю давали задания актерам.
Екатерина: Да, было такое. Каждый из них должен был выбрать одно стихотворение Уолта Уитмена, потому что в самой пьесе его поэзия становится мостом между героями, началом пути к взаимопониманию.

Иван: Самое удивительное, что у Уолта Уитмена произведения написаны верлибрами — формой, свободной от законов стихосложения. И «Листья травы», сборник стихов, которые мы используем в спектакле, тоже написан им. Там нет рифмы, нет метра, есть только какое-то количество образов, разбитое на строчки так, как захотелось самому Уитмену, а как это все читать — непонятно совершенно. То, что дикарь понимает поэзию без поэзии, — это очень интересный контраст. И как Пабло понял про платочек от Бога — это удивительно.
Ребенок сказал: «Что такое трава?» — и принес мне полные
горсти травы,
Что мог я ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое
трава.

Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зеленой
материи — цвета надежды.

Или, может быть, это платочек от бога,
Надушенный, нарочно брошенный нам на память, в подарок,
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы, увидя, мы могли
сказать чей?

Или, может быть, трава и сама есть ребенок, взращенный
младенец зелени.
Иван: И вот это — стихи. Но их тут нет.

Екатерина: Уитмен — открытие этого спектакля. В процессе подготовки я даже позволила себе вольность: мы во втором акте убрали одну сцену, и…

Иван: И вместо нее я буду читать стихотворение Уитмена.

Екатерина: Потому что одно стихотворение сильнее, чем та сцена, которая написана в оригинале.

Иван: Раз уж мы про это заговорили, то стихи от прозы или пьесы отличаются количеством образов на единицу слова. Это же понятно, что в одном стихотворении может быть написано больше, чем в целой пьесе. Только это сыграть надо еще умудриться. Вот это ты мне жизнь усложнила, конечно.

Екатерина: Но я упростила себе! И для меня сцена сразу сложилась.

Иван: Так что Уитмена можно считать соавтором этого спектакля.
— А сколько в этой роли тебя?
Иван: Ну вот ты со мной поговорила. Есть еще вопросы?
— Отпали сами собой.
Иван: Ну вот. Я вообще говорю постоянно: «Королёва, что мне тут играть? Я не знаю, что тут играть! Там про меня написано!» Не знаю, как остальные, могу только за себя сказать — я ни в одном спектакле не играю. Назанский — я. Клеон — я. Пабло — тоже я. И это притом что я вообще неудобный артист и не люблю делать то, что мне неинтересно. А Катя мне каждый раз подсовывает роли, которые интересны. Причем именно подсовывает, исподтишка заходит, по шерстке гладит. А потом: ...! И сиди, учи все эти запятые. Но от этих ролей ощущение, что ты не играешь, а живешь. Разговариваешь на своем языке, своими словами, транслируешь собственные мысли.
— Будет ли живая музыка в спектакле? А то тут как раз сидит поющий и играющий Иван.
Екатерина: Нет. К сожалению.

Иван: К счастью.
— А как же «Поединок»?
Иван: Это было давно, я был молод и согласился по дурости. Больше такого не повторится.

Екатерина: Ну давай, давай. Зарекайся. На самом деле, в этом спектакле будет звучать оригинальная музыка, написанная специально для нас молодым композитором Арсением Синицей. Как мы это все придумывали — это был отдельный спектакль.
— Что в этот раз с финалом? Я помню, что вы очень любите менять концовки.
Екатерина: Финал — это такая вещь... Он должен родиться сам собой, возникнуть как идея. Как это было в «Герострате», например.

Иван: Изначально Катина задумка, что мы выходим из зала перед первым актом и уходим в него после спектакля, казалась абсолютно дебильной. Но со временем, от спектакля к спектаклю, я прочувствовал тот самый момент, когда спускаешься к зрителям, спрашиваешь имя человека, а его буквально подбрасывает на кресле. И ты видишь в его глазах чувство сопричастности к чему-то почти святому.

Екатерина: Вот и для финала «Дикаря» хочется такого же чувства, чтобы зритель понимал, зачем это все было и про кого на самом деле играют. Но я пока только в поиске этого финала.
— Значит, придется идти смотреть спектакль целиком.
Разговаривала: Марго Сабилло
Фото: Екатерина Терентьева