Убив меня, ты убьешь себя, Фауст

— Чем подписывать? Кровью?
— Да нет, ручкой.

Произведение Гете на сцене — это сложный материал: философская драма полна зашифрованных символов, над которыми до сих пор бьются театроведы, литературоведы и режиссеры. «Доктор Фауст» в Театре Москвы — это, в первую очередь, осмысление драмы как вневременной и, в общем-то, вечной. И смотрится он на одном дыхании: зрители в него прыгают, будто в воду, и выныривают спустя два акта, растерянно разглядывая опустевшую сцену.

В постановке стерты приметы эпохи: с одинаковой вероятностью доктор Фауст (Игорь Коняхин) мог бы жить как в Лейпциге восемнадцатого века, так и в какой-нибудь альтернативной Германии двадцать первого, — людей ожидают те же проблемы, те же трагедии и те же искушения. Да и даже сам Фауст, а также Гретхен (Екатерина Джайн), Марта (Мария Денисова), Вагнер (Сергей Буланкин) и все те, кого он повстречал в период своего познания жизни, могут существовать в совершенно любой эпохе.

Вот уж кто точно живет вне времени и пространства, так это Мефистофель (Денис Аврамов): порождение не то бога, не то разума Фауста. В нем, по завету Гете, много комического — это не дьявол с рогами и хвостом, вызывающий хтонический ужас, а скорее уставший менеджер среднего звена. Он хочет в отпуск (и надеется получить его за победу в споре), обсуждает с Господом (Александр Белов) адскую бюрократию в лучших традициях «Благих знамений» Геймана и Пратчетта. Да и подписание Фаустом дьявольской сделки и вовсе напоминает оформление кредита или банковской карты: никаких жертвоприношений и ритуальных кровопусканий, только документ в двух экземплярах с подписью в трех местах. Искушения, которым Мефистофель подвергает Фауста во имя познания, и зло, которое он хочет совершить (и, конечно же, обязан совершать вместо этого благо), до последнего не кажутся чем-то страшным и запретным: Мефистофель кажется обаятельным дамским угодником, застольным певцом, безденежным искателем приключений, дела которого — не больше, чем развлечение, дружеское подначивание «а не слабо ли?», и рука помощи для благоприятного исхода свидания. Из-за этой легкости в начале спектакля даже увещевания дрожащего Ученика (Евгений Сысоев) в том, что его стремление выбрать профессию бесполезно, почти не кажутся настораживающими. Лишь в самом конце, когда туман веселья от познания спадает, обнаруживается катастрофа, сотканная из незаметных деталей. Дьявол, как известно, таится в мелочах.

Знакомые по «Гастроли Воланда» режиссерские решения присутствуют и в «Докторе Фаусте»: тут и отсылки на современную Россию, и ирония над цитатами из «Мастера и Маргариты» и самим текстом Гете, и слом Мефистофелем четвертой стены (именно он проводник зрителей в мир спектакля и спектакля — в мир зрителей). Хотя и здесь не обошлось без громких выстрелов и яркой Вальпургиевой ночи с дикими танцами не то инопланетян, не то порождений ада, «Доктор Фауст», при этом, кажется чуть менее зрелищным. А значит, ничто не мешает наблюдать за тем, как агонизирует перед смертью Гретхен, полностью захватив сцену и зрителей, и как переламывает Фауста, проживающего крах собственных убеждений. Каждая пуля, выпущенная Мефистофелем, каждое слово, сказанное им, оказываются словом и делом Фауста. Он в этой истории — дьявол самому себе, единственный, кто толкает себя на неправильные поступки и ранит других, о чем ему и напоминает его личное кладбище.

Но как и у Гете, Фауст получает искупление. Душа Фауста принадлежит Господу, а значит, и продать он ее не может, сколько бы Мефистофелей его ни искушало. Разум, находящийся в вечном поиске, наконец-то обретает то, что всегда было у Фауста в сердце — любовь и раскаяние, прямо по соседству с Господом. И хотя Мефистофелю обещается отпуск, спор бога и дьявола разрешается без победителя: божественное и демоническое сосуществует в каждом человеке, и только в его власти выбирать, за какой из частей себя следовать.