Два сердца, четыре ока

«Любовь поразила их, как финский нож», – пишет Булгаков в «Мастере и Маргарите». Наверное, лучше сравнения и не придумаешь. Любовь действительно поражает, как молния, ударяет в самое сердце и не отпускает долго-долго. Особенно если она первая. Счастливой она бывает редко – пары в итоге расстаются по тем или иным обстоятельствам, но из жизни она не сможет исчезнуть никогда. Спустя год, два, десять лет, двадцать человек все еще ищет в чертах других людей те самые оттенки, которые когда-то полюбились ему, и даже в старости вновь возвращается в цветущую юность, если вдруг что-то напоминает ему о первой любви.

Главные герои пьесы «Варшавская мелодия» Леонида Зорина Виктор и Геля столкнулись именно с таким чувством – сражающим наповал и не отпускающим больше. Их история ставилась на сценах театра Вахтангова, МДТ. И вот аккорды Шопена заиграли на сцене Санкт-Петербургского театра «Мастерская». Вернее, даже не на сцене, а сильно заранее. Музыка встречает зрителя уже в холле и, словно камертон, дает настройку на последующее зрелище. И дальше, еще до первого звонка, музыка продолжается. Когда зрители заходят в зал, музыки из холла уже не слышно, зато видно – в виде задника сцены, который выполнен в виде органных труб. Музыка, музыка, музыка! Она не будет отпускать до последнего аккорда спектакля.

Вот на сцену выходят два главных героя – Гелена, она же Геля, гордая полячка, и Виктор – молодой парень, но уже ветеран войны. Их история началась на концерте Шопена в консерватории, куда Виктор попал совершенно случайно, выкупив билет у соседки Гели, которая предпочла концерту свидание с кавалером. Дальше – первые неловкие встречи, нежные поцелуи украдкой в музее, совместная встреча Нового, тысяча девятьсот сорок седьмого, года. И вдруг – закон, запрещающий браки с иностранцами. Расставание, встречи спустя десятилетие, снова расставание, снова встреча. И что же тогда?

А тогда все равно – любовь. Она есть в этом спектакле с самого первого звонка и до финальных аплодисментов. Щемяще-нежная, трагически-обреченная, радостно-обретенная. Но все равно – любовь. Не только к человеку, а вообще ко всему любовь. Вот на сцену выходит Геля (Дарья Завьялова). Маленькая, хрупкая, в то же время – сильная. Конечно, она же девушка из Варшавы, которая была почти стерта с лица Земли. Студенткой консерватории, модной певицей в ресторане, гастролирующей звездой – она всегда будет помнить об ужасах, что довелось ей пережить. Лишь одно ее сразило – любовь. Перед этим чувством внутренняя стена Гели ломается, и она словно парит надо всем.

Легкость, которую породила любовь, передается и ее партнеру – Виктору (Глеб Савчук). Он сначала кажется полной противоположностью девушке. Высокий, сильный, даже немного грубоватый. Понятное дело, войну прошел. Но и он все-таки сдается, единственный раз в жизни, в плен. И делает это даже быстрее, чем Геля. На фронте не боялся, а перед бойкой полячкой из консерватории дышать не смеет. Эта мальчишеская робость перед объектом обожания осталась с героем, кажется, навсегда, и даже в пятьдесят лет он все еще смотрит на ту, которую когда-то полюбил, словно с момента первой встречи не прошло и недели.

Трогательность с трагическим послевкусием что-то постоянно напоминает, но решение загадки постоянно убегает из сознания, пока, наконец, Геля не начинает петь песню «Dwa serduszka». И тогда все становится на свои места. Спектакль-песня «Варшавская мелодия» рифмуется с фильмом-балладой Павла Павликовского «Холодная война», из которого и взята эта песня. За лирическим занавесом проходит настоящее побоище...

Любовь Виктора и Гели не была окрашена в трагические оттенки с самого начала. Два человека встретились, влюбились, дальше по плану – свадьба, семья. Возможно, не было бы «долго и счастливо», но в юности все кажется вечным. Но вдруг это стало невозможным. Вмешались обстоятельства, система загнала свободное всепоглощающее чувство героев в регламентированный лабиринт. Виктор и Геля блуждают по нему, раз в десятилетие приближаясь к выходу, но в тот момент, когда уже чувствуется дуновение той самой любви, уже собственные страхи и предрассудки отбрасывают их обратно. То же самое, но в других обстоятельствах, происходит и у другого Виктора с его Зулей. Но на сходство в сюжете режиссер никак не мог повлиять. Влияние «Холодной войны» ощущается в общей атмосфере самого спектакля, пусть общие параллели, кроме как песни и сюжета, не сразу нащупываются, но это чувствуется: в почти нуарной сценографии, в постановке света, словно это черно-белый фильм, в общей атмосфере лирики на фоне войны.

Вообще сценография «Варшавской мелодии» заслуживает отдельной статьи. В ней очень много всего. Сцена поделена на две части: Гели и Виктора. Каждая половина оформлена под стать герою, у Гели стоит гримерный светильник, фортепиано и микрофон, у Виктора – виноградная лоза. И, как уже писалось выше, сзади всего этого висят органные трубы. Удивительным образом это не перегружает сцену, а аккуратно появляется именно тогда, когда нужно. Иногда кажется, что перед тобой вообще ничего нет, только актеры, красиво подсвеченные прожекторами. Свет в этом спектакле словно третий персонаж, рассказчик. Он забывает размеры сцены и то увеличивает ее, будто бы от Москвы до Варшавы, то сужает до расстояния между губами героев. Особенно впечатляет сцена в музее, когда атмосфера борьбы неловкости с желанием передается с помощью теней на лицах актеров.

У театра «Мастерская» есть девиз: «Что идет от сердца, до сердца и доходит». И в «Варшавской мелодии» все – актеры, декорации, свет, музыка, костюмы – работает на то, чтобы до сердца дошло самое простое и одновременно самое сложное чувство – любовь.