«Театр – это вечный процесс, вечная творческая лаборатория»

— У меня выбора не было, я попала в театр еще в утробе матери. Она у меня была по первому образованию библиотекарь, а по второму режиссер самодеятельных театров – тогда это было модно, интересно. Мама занималась театром еще до того, как я родилась, и мое рождение не заставило ее уйти из профессии. А потом уже и я с девяти лет была в театральной студии, и она занимала все мое время. Я приходила из школы, кидала портфель и шла туда. Мы там делали все – шили костюмы, убирали сцену, рисовали, репетировали, учили стихи, занимались сценической речью, танцами, карате. Там был прекрасный мир. После окончания школы я поступила на театральную режиссуру, про актерскую профессию даже не думала. Мне всегда было интереснее организовывать. А когда ушла мама, студия по наследству перешла мне, и какое-то время ей пришлось руководить. Это было очень смешно, в 19 лет командовать теми, кто старше тебя в два раза. Но это все было до 91-го года, до распада Советского Союза. Потому что когда пришли 90-е, люди уже не могли заниматься в свое удовольствие тем, что они хотели делать, нужно было выживать. И студия перестала существовать. И вот когда рухнул Союз, я решила изменить свою жизнь и поступила в Щепкинское училище на актерское отделение. А дальше служба в МХТ им. Чехова. Очень долгий путь.

— На самом деле, работать с подтекстами – это самое большое удовольствие. Потому что детские спектакли еще сложнее, чем взрослые. По технике сложнее, по нахождению того или иного языка. Тебе приходится все время находиться на волне современности. Потому что поколения очень быстро забывают те или иные культурные коды. И когда работаешь с детскими сказками, то постоянно открываешь что-то новое, современное. Оно может нравиться или не нравиться, дело не в этом. А в том, что ты понимаешь, чем сейчас интересуются дети, и придумываешь, как вложить те вечные темы, которыми занимается театр, в ту или иную форму, чтобы быть услышанными. И, конечно, через детей мы хотим общаться со взрослыми. Мы говорим на языке, который поймет и ребенок, и тот, кто этого ребенка приведет в театр.

— Это моя позиция. Моя, я никого не призываю и говорю от себя. Революция – это кровь, смерть и разрушение, бескровная революция может произойти только в умах. Человек способен сам понять, что должен не уничтожать, а создавать, уважать каждого человека, будь то Принц Лимон, Луковка или Горошек. «Приключения Чиполлино» – серьезное произведение Джанни Родари, талантливого человека, с удивительной фантазией. Но он имел свои собственные политические убеждения. Я в политику – никогда. Я в ней ничего не понимаю и считаю, что искусство должно быть аполитичным. Потому что искусство – это человечность. Если говорить о финале, то я долго не знала, как его сделать. Меня позже обвиняли, что это государственный заказ, и всем было очень интересно – Дождю, BBC, – кто меня заставил его изменить. Никто. Вдалбливать детям, что любая Луковка может управлять государством – утопия. Убеждать, что так легко и необходимо свергать правительство – глупость и подлость. А взрослым был посыл, что каждый из нас в своем доме, особенно где есть дети, уже принц Лимон. И в данном случае я хотела показать, что с ними можно говорить, их нужно уважать и необходимо слышать.

— Есть, конечно. Золушка. Может быть, это с маминой подачи, но я уверена, что в жизни нет смысла, если ты не любишь трудиться. Для меня труд равно жизнь. Если ты чего-то не делаешь, если ты не совершаешь ежедневный подвиг, то, для меня, ты пусто живешь. И, что важно, Золушка всегда добра и терпелива, мне это тоже импонирует. Сколько ее сестры и мачеха ни обижали, а она все равно не обозлилась, не начала мстить. Вот и меня с какого то момента перестала волновать грубость. Я уже давно не обижаюсь на людей и понимаю, что чаще всего грубость и жестокость – это следствие какого-то внутреннего слома и боли. Золушка была права.

— Мы ставили одну пьесу, и там была хорошая фраза: «Это случилось, потому что не могло было не случиться». Пока был театр «Содружество актеров Таганки», видимо, не было надобности для такого проекта. Потому что Николай Николаевич [прим.ред – Губенко] всячески приветствовал такую вот своего рода «самодеятельность профессионалов». У нас было помещение, где мы могли собираться, когда захотим, творить, придумывать. Ведь театр – это вечный процесс, вечная творческая лаборатория. И в какой-то момент, когда «Содружество» закончилось, у нас оказалась нехватка такого общения. А еще у нас были два спектакля, которые мы очень любили – в них была заложена душа, наши человеческие чувства, и мы очень хотели, чтобы они жили. И вот уже с Яной [прим.ред. – Островской], мы решили создать проект «Сначала театр». Без нее я не мыслю этого проекта, она человек невероятной силы и организационного таланта. Я, правда, не понимаю, как у нее получается справляться с таким количеством обязанностей.

— Во-первых, это те ребята, с которыми я работала в «Содружестве актеров Таганки» и с которыми у нас творческая дружба и много совместных работ за плечами. Это Алексей Емцов, Кристина Грубник, Надя и Женя Бодяковы, Лена Оболенская, Настя Балякина. А, например, с Иваном Можейко мы познакомились на предмет игры на барабанной установке для нового спектакля. Он тогда пришел и сказал: «А я вообще театр не люблю». На что я ему ответила: «Прекрасно, сработаемся!». Конечно же, Леша Демидов. Он репетировал в первой версии «Забыть Герострата», и я мечтала, чтобы он сыграл эту роль. И вот, мечта сбылась. Леша играет ее очень глубоко, очень по-своему, закладывая такие смыслы, о которых иногда даже я не подразумеваю. Максима Метельникова пригласила Яна. Ее муж работает в Театре на Юго-Западе, он и рассказал, что у них есть очень талантливый парень. От Макса исходит такая энергия, у него столько желания и инициативности. Он может спорить, отстаивать свое мнение. Но несмотря на то что у него огромное количество амбиций и своего взгляда на материал, мы находим взаимопонимание, а это очень важно. Дима Минин – с ним мы тоже познакомились только на этом проекте. Удивительный человек. Со своими твердыми убеждениями, со своим мировоззрением, и при этом очень терпеливый и внимательный партнер. Он вообще вошел в команду не зная никого. Он герой. Ребята, безусловно, его поддерживали, но тут же есть эти тонкие актерские вещи, когда один человек уже понимает материал, а другой еще нет. Все же взрывные, у всех опасные актерские характеры. Дмитрий выдержал это испытание и создал своего Ромашова. Они с Максимом играют в дубль, и у нас получилось два разных спектакля. А это очень ценно. Потому что каждый говорит текстом Ромашова про себя, про свое, про то, что отзывается лично у них. Аня Вардеванян, я ее видела еще в студенческом спектакле Щепкинского училища, она там прекрасно играла главную роль. Я очень хотела, чтобы она оказалась в нашей команде. Зарина Бахтиева тоже служила в Театре на Юго-Западе, познакомились мы с ней благодаря Яне, и она стала украшением обоих наших спектаклей. Я про всех актеров могу говорить бесконечно. Мне важно, чтобы они все были абсолютно уверены, что каждый из них для меня дорог, важен, интересен и уникален. Что я их люблю. Для меня любовь – это внимание к каждому из них.

Вообще, знаете, так получилось, что наша команда создавалась путем отбора определенных человеческих качеств, потому что всегда приятно иметь дело с хорошими людьми. И мы все прошли тест на выносливость в процессе подготовки к спектаклям. Где мы только не репетировали... Снимали помещение, где за стеной проходили уроки жгучих латиноамериканских танцев. И у Вани на студии, где места два на два – четыре квадратных метра, стулья поставить нельзя, потому что тогда люди не вместятся. Мы на полу, в жаре, в духоте, но репетировали. Кондиционер включаешь, Макс говорит: «Выключите, холодно, у меня спектакль, мне нельзя болеть». Ладно, выключаем. Проходит пять минут, следующий: «Включите, жарко». И при этом получали удовольствие от этого некомфорта.

Для того, чтобы репетировать пластические номера для «Поединка», собирались поздно вечером, потому что у нашего любимого хореографа Антона Лещинского очень плотный рабочий график. Но огромное ему спасибо за то, что находит для нас время и приезжает «дрессировать».

— Мне важна гармония между актерами и декорациями. Даже их отсутствие – это все равно декорация и решение. Поэтому художник – это правая рука режиссера. И мои идеи воплощает и дополняет Маша Рогожина – талантливый художник и потрясающая девушка. Вот эта надпись «Горин-Горим» – это ее идея. Мы долго обсуждали, что вот, горит храм, это горение души каждого из них. А как это воплотить? И она сделала это просто гениально, одним росчерком кисточки. И все. Декорации – это очень важная вещь, они должны помогать актерам говорить и говорить сами.

— Да, это было огромное желание живой музыки. Музыка и голос – это душа человека. В «Содружестве» иногда это не получалось сделать, а вот теперь мы достигли того, что можем петь вживую. И ребята с какими голосами! Что же их прятать? И потом, музыка в «Поединке» это высказывание, это звучание мужских голосов, их преобладание. И то, что эти мужские голоса могут заставить замолчать наши прелестные барышни, – в этом тоже есть смысл. Еще и композитор у нас прекрасный, Леонид Каминер, который очень тонко и бережно подошел к этой истории. Музыкальное решение получилось гармонично стилизованным, у него и современное, и классическое звучание одновременно.

— Умели, конечно. И Ваня Можейко, он рок-музыкант, и Сережа Тэсслер, он тоже пишет музыку и прекрасно поет. Арсений Черепанов, который играет на балалайке, имеет профессиональное образование, он закончил музыкальный факультет ГИТИС. Как и Женя Бодяков с прекрасным баритоном, и Надя Бодякова тоже имеют за плечами музыкальный ГИТИС. Все хоровые песни – это заслуга и огромная работа Надюши, нашего нежного музыкального руководителя.

— От старой версии «Герострата» остался только сокращенный текст. Ну и решение, что будет Крисиппа, торговка, а не торговец Крисипп. Мне показалось, что возникновение еще одного женского персонажа пойдет этой пьесе на пользу. Если говорить честно, когда я впервые прочитала пьесу, мне принес ее мой друг, который был ей просто болен, во мне ни-че-го не шелохнулось. Сейчас я обожаю это детище, а тогда вот вообще ничего интересного не увидела. Я ему так и сказала. Что там вечные допросы, политика, ничего человеческого и не за что зацепиться. Но он меня уговорил, и началась работа. А потом я увидела любовный треугольник между Тиссаферном, Клеоном и Клементиной, предательство друга, отчаяние маленького человека Герострата, и мне стало интересно. Но тогда это был совсем другой спектакль, другие декорации, другой финал. Причем его я долго не могла придумать, только знала, что храм должен быть воздвигнут, они должны его восстанавливать. Но как это сделать? И вот однажды я стояла на катке, смотрела, как моя старшая дочь там катается, и вдруг зазвучала музыка из финала фильма «Тот самый Мюнхгаузен», где Олег Янковский поднимается по лестнице в небо. У меня сразу возник образ светлых лучей, которые потом осуществить мне помог художник. Актеры в самом финале выходили в зал и поднимали огромные тканевые колонны из-под зрительских сидений, которые до самого конца спектакля оставались незамеченными. Но если говорить о решении финала «Забыть Герострата» в прочтении «Сначала театр», где зрители становятся соучастниками, где пишутся их имена и они прикладывают руку к созданию нового храма, то оно мне нравится больше.

— У нас была такая задумка – сделать спектакли о русских писателях, о которых хотелось бы узнать больше и которые, на мой взгляд, в тени авторов «первого эшелона». И вот выбор пал на Александра Куприна. Он прекрасен, но о нем мы по большому счету и знаем, и не знаем. А он уникальная личность, грандиозная. И вот я купила его собрание сочинений, с упоением читаю, и вдруг перечитываю «Поединок». И понимаю, что этим произведением он сказал о себе все. Это он и есть Назанский со своим пьянством и философией – с утопическими идеями, что человек обязательно увидит в другом человеке равного себе Бога. Это он Ромашов, который не знает как в этой системе можно остаться человеком. Это его любовь. И ребята как-то подхватили эту идею, я написала инсценировку, и мы сделали спектакль. Надеюсь, Куприн меня простит за то, что я повесила Хлебникова.

— Да. Хлебников такая фигура, что он просто не может найти выход в таких жестких условиях. Я очень благодарна Андрею Щипанову, играющему эту роль, что он так тонко и чутко относится к истории этого забитого солдата. Каждая репетиция звучала как откровение. К слову, мы выпустили «Поединок» еще до всех сегодняшних событий. И мы говорили не об армии, мы говорили о нашей жизни. Ведь у нас у всех тоже есть строевая подготовка, мы обязаны ходить в школу, на работу, на нас возложены иногда очень сложные и непосильные обязательства. И мы живем в структуре – шаг влево, шаг вправо – расстрел. И, конечно же, линия Хлебникова – это трагедия «маленького человека», неспособного без посторонней помощи устроиться в этой жизни. А сколько таких Хлебниковых вокруг нас? «Кто же накормит, выучит и устроит судьбу забитого Хлебникова?»

— Тоже театр. Всегда театр.