Театр «Мастерская»
ЭШЕЛОН
«Повернутися би тільки додому; я віддав би тобі свій гучний голос і все, що в мене є, тільки б заснути в твоїх руках. Лише серце запам'ятає»
О настоящем и общем говорят в спектакле, уместившем на небольшой сцене целый поезд и множество жизней. Здесь хватает сил на мечты, скандалы из-за занятого туалета, горести о непрожитом. Шутки, смех, песни. В тексте Михаила Рощина, который он посвятил своей матери, отображена несмотря на страшные военные условия реальность дорожных будней, а на сцене Мастерской можно увидеть ее воплощение.

Сейчас сложно разразиться эпитетами: «великолепная», «животрепещущая», «потрясающая», поскольку страх и проживаемая боль, глухо резонирующая, — маловероятно могут быть «потрясающими». В постановке Наталии Лапиной хорошая ритмика, сюжет не переходит в агонию. Точно не получится мягко прожить эту историю 1941 года, когда на эвакуационном эшелоне люди пытаются выжить и спасти своих детей. Но зато мягко и осторожно раскрываются женские персонажи и их характеры. Песня за песней, история и слова — получается хотя бы вздохнуть. Поезд едет будто бы в никуда, а люди есть крохотные маячки того живого, что удается спрятать, пронести с собой.
Это в своем роде спектакль-свечка, которая теплым, дрожащим светом озаряет мрак. Актеры — те, кто этот свет зажигает. Жизнь каждого в поезде это отдельная история. Ревность и обиды покажутся даже трогательными: они ближе к человеку, чем осознание и проживание войны. Человек находится на своем месте, как звено цепи, как механизм. Что до будней эшелона: жизни Кати (Анна Арефьева, Алена Братчикова, Вера Латышева), Галины Дмитриевны (Юлия Нижельская), ее дочери Люси (Анастасия Стебнева), Маши (Елена Калинина) и других показывают не только военную действительность, но и то, что было до нее. Зритель не знает, как эти люди жили и кем были до того, как сели в поезд, спасаясь от войны, но их характеры целостны и близки ему.

Процесс спектакля тоже является слаженным механизмом. Сцена — часть поезда, декорация, которая то поднимается, то опускается с наклоном. В спектакле используется жестовый язык (один из персонажей глухонемой, но это не только его собственная «речь»), на нем дублируются песни и финальные слова. Песен немало, на них стоит обратить особенное внимание. Каждая из них такая, какой должна быть и для тех лет, и для наших, и для будущих. Благодаря всем этим приемам сцена выглядит каморкой, она словно пересказанная темной ночью при свете фонарика история. Но это не страшная история из детского лагеря. Это страшная история для взрослых нас, смотрящих на проезжающий мимо поезд-призрак с мерцающими во мраке тенями тех, кто жил и давно уже умер. Наше дело — подержать этот свет в своих руках и передать дальше.
За почти два часа в спектакль действительно получается вовлечься на одном дыхании. Есть пространство для шуток и смеха, а есть и пространство для слез. С бережным и теплым отношением артистов и всех причастных к созданию спектакля ты сам словно поговорил на кухне с теми людьми, которые были в этом эшелоне. Есть свет, от которого не время отвернуться.

К эпилогу рецензии прилагается пролог к самой пьесе, ведь лучше самого автора описать увиденное вряд ли получится:
«Я посвящаю эту повесть своей матери, потому что речь здесь пойдет о войне, но не о сражениях и бойцах, не о героях-воинах, кому и положено быть мужественными и стойкими, а о тех, кто выжил и выстоял, когда, казалось бы, нельзя было ни выжить, ни выстоять. Наши матери были простые женщины, самые простые, слабые женщины — те, кого принято называть простыми, слабыми женщинами. И даже если каждый день, словно молитву, мы будем повторять слова благодарности за то, что мы живы, за то, что мы есть — такие, как мы есть, — что мы сидим все вместе сегодня в тепле и уюте театра, то и тогда не уменьшится и не истончится перед ними наш долг...»
Текст: Александра Яковлева