– Во-первых, это очень красивый спектакль. Во-вторых, тут есть очень хорошие вещи с отстранениями: когда мы то просто артисты, играющие спектакль, как бы немного даже отстраненно, то вдруг погружаемся в роман с головой и живем уже как персонажи, отдаваясь всем сюжетным переломам. Это очень хорошая штука с актерской точки зрения. Это уже не три слова, конечно, но тем не менее. Ярко, красиво и местами, мне кажется, очень глубоко эмоционально.

– Сложность была именно в том, что еще не до конца все было определено и происходил некий поиск. Но когда уже все утряслось… Я обожаю этот момент, когда уже схема понятна. Ты уже запоминаешь более-менее танцы, выучил музыку, начинаешь уже пытаться там что-то поиграть, в этом поплавать, и вот это дикий кайф. Ну и, собственно, сам спектакль живой: мы до сих пор что-то уточняем, обговариваем. Поэтому переходов у меня лично как у Онегина немного. Вот он в начале в толстовке постоял, а дальше все. У других ребят больше, но, мне кажется, для актеров это счастье. Не везде есть такая возможность. Где-то ты уже в образе, и давай, будь добр, грубо говоря.

– Это всегда довольно непростая история, потому что иногда в классических спектаклях идет конкретная привязка ко времени. Иногда, например, существует какая-то современная история, но режиссеру и актерам удается быть не совсем в определенном времени, а как бы вне времени. Вот, например, в театре у нас есть один спектакль, где вроде бы это Островский, но в то же время это и современное, и даже без привязки – это не 90-е, не 80-е, не вокально-инструментальный ансамбль 60-70-х годов, не Советский Союз, нет, это что-то такое между временными рамками. И в нашем спектакле тоже нет привязки к конкретному времени, и это хорошо.

– Конечно, что-то общее есть. Но ребята, кто со мной знаком, знают, что это больше роль на сопротивление, потому что я человек мягкий. Этот спектакль выпускался параллельно с другим спектаклем в театре у меня (ШДИ), по Чехову. Это была очень интересная работа, шло осознание себя как более взрослого человека, плюс как артиста уже другого плана, и роли в обоих спектаклях были серьезные. И если в Чехове у меня была роль более тонкая, с юмором, то здесь – достаточно серьезная, я играл надменного, даже неприятного человека. Мне вот знакомые писали: «Ты такой неожиданно неприятный, и это круто, от тебя даже не ожидали». Ну и это вот хороший комплимент. Если получилось – значит, круто. Но в данном случае это от меня все-таки далековато, я бы сказал.

– Мне, конечно, нравятся какие-то легкие сцены, с юмором, где там какие-то знакомства, туда-сюда, где ты как бы издеваешься над всеми. Это потому что просто легко и как-то актерски приятно, и зритель хорошо воспринимает. Понятно, это может быть банально, поверхностно. Но самое сложное для меня, пожалуй, это финал. Потому что Онегин здесь меняется, и теперь он с новой позиции как мальчик-подросток чуть ли не на коленях стоит перед ней, а она совсем уже другая женщина. И он уже потерял все, и уже и непонятно, на что он готов. Вроде он уже и на все даже готов, а она, несмотря на то, что его любит... Это невероятная, сложная психологическая драма, психологическая история. Как это написано... И это эмоционально, сильно, при этом нужно еще и петь. Петь в этой сцене сложно, верхние нотки в ней уже не для баритона, и это, наверное, самое сложное. Но и когда все получается, я доволен.

– Да. Вот, в чем прелесть, в нем происходит перемена. Браво композиторам-канадцам, они это построили так, что именно в начале у него все баритональное, наверху он все светлей-светлей-светлей, а в конце он просто как будто мальчик. Вот он откатился в те годы, когда ее увидел молодую, и снова хочет быть с ней, а уже «жаль, слишком поздно», – как она говорит.

– Вот сложный вопрос. Пока вы задавали вопрос, я хотел сказать категорически «нет»: он бы не смог измениться, потому что не прошло всего этого, всей истории, он бы ее не увидел и он бы не изменился. Мне хочется верить, что он поменялся, именно увидев ее, поняв, что тут уже его друг (единственный человек, с которым вообще можно поговорить) оказывается ее мужем. То есть это какая-то подстава и от этого друга. Но когда вы сказали про то, что уже зная, что она такая… Но мне кажется, что он все равно тот персонаж, для которого важен спортивный интерес. Можно представить хэппи-энд, но Онегин не такой человек. Вот именно в этой ситуации, когда он видит, что она вышла замуж, и все, уже бесповоротно – тогда да. А так – что-то мне кажется, что он не такой человек.