Мой брат умер

24 апреля в рамках фестиваля LOFT в театре на Васильевском состоялся показ спектакля «Мой брат умер» режиссера Максима Соколова. Этот спектакль — часть проекта «Слой», в ходе него молодые режиссеры поставили несколько спектаклей по кинотекстам, которые на сегодняшний день идут в Новом пространстве Театра Наций.

Понятен выбор приглашенного на фестиваль спектакля, ведь он поставлен по последнему сценарию Алексея Балабанова, завершенному за три дня до его смерти. Балабанов, Петербург, Васильевский остров — ведь очень символично? Каждый показ по традиции начинается с дискуссии, на которую приглашаются разные гости — близкие друзья, коллеги, исследователи творчества Балабанова. Так получается не просто спектакль по сценарию Балабанова, а целое погружение в контекст (по заветам названия проекта, в рамках которого ставился спектакль, у зрителя появляется возможность «по слоям» приоткрыть для себя творчество режиссера и после увидеть спектакль — как бы взгляд спустя некоторое время). В этот раз на паблик-токе выступили Фёдор Балабанов (сын режиссера), режиссер Максим Соколов и художник спектакля Анастасия Юдина, а также кинокритик, режиссер, основатель журнала «Сеанс» Любовь Аркус.

Показ спектакля начинается с короткого видео, которое перемещает нас в коридоры Сестрорецкого санатория. И тут же Любовь Аркус остановила нас, подчеркнув, что Балабанов жил, писал сценарий и умирал не в самом здании санатория, а в маленьком деревянном коттедже рядом (Аркус со своим внуком тогда жила вместе с Балабановым). Кто-то скажет, что это мелочь — Любовь Юрьевна доказывает, что Балабанов был против той «буржуазной» атмосферы, которую создают демонстрируемые перед спектаклем кадры. Аркус спорила не только как близкий друг, но и и как документалистка (она сняла «Кто тебя победил никто» про Аллу Демидову и «Балабанов. Колокольня. Реквием» с кадрами из последнего года жизни режиссера): если Балабанов не жил в этом здании, значит, так показывать нельзя.

По сюжету у женщины рождаются два сына-близнеца — Ваня (Григорий Артеменко) и Петя (Сергей Волков), но Ваня мертв, а у Пети четыре глаза, и он абсолютно слеп. При этом никто не видит, что в действительности Ваня не мертв, а живет внутри Пети. Надежда Васильева-Балабанова, жена Алексея Октябриновича, рассказывает, что такая задумка пришла режиссеру после того, как он посмотрел околомистическую телепередачу, куда пришел мальчик с четырьмя глазами и от которой «его [Балабанова] невозможно было оторвать — настолько ему было интересно».

Балабанов доводит до предела классический вопрос о добре и зле, помещая эти два начала в единое: Ваня — демон «смотрящий», живущий в теле слепого Пети. Он не просто подсказывает, на какие кнопки нажать в банкомате и как подойти к девушке, но и как нажать на курок пистолета. Только вот все не так просто, ведь когда Петя делает это, у него открываются глаза — и Ваня умирает во второй раз, в теле своего брата. Получается, несмотря ни на что, каждый остается один на один со своими поступками? А где же брат? Почему он исчезает ровно тогда, когда нужно нести ответственность?

В спектакле переплетаются библейская история Каина и Авеля, тексты Николая Лескова, цитаты Достоевского, вместе с этим появляется музыка из фильмов Балабанова, отсылки к ним. Так, в диалог вступает вечное и сегодняшнее: с одной стороны, витиеватый язык Лескова из его «Соборян» и «Запечатленного ангела», с другой — «Моя звезда» Бутусова из фильма «Война».

Музыка (очевидно, в силу отсутствия каких-либо комментариев об этом в сценарии), а также несколько перестановок  реплик — единственное, что добавляет режиссер в спектакль. Он построен в жанре перформативной читки: реплики Вани произносит только Григорий Артеменко, реплики остальных героев перемешиваются между Сергеем Волковым, Елизаветой Мартинес Карденас и Анной Соколковой.

Спектакль по-особенному решен с художественной точки зрения: пространство ограничивается не самой сценой — уже на ней выстроена декорация в виде пространства из бетонных стен. Стоит отметить и работу со светом: он падает на стены, на сотни стеклянных осколков или льдинок, которые отражаются в стенах и дают возможность дышать в этом бетонном пространстве. А посреди сцены — такая же бетонная надгробная плита. Что это получается? Тюремная камера, в которой сидит Петя за убийство бывшей жены и отца, а может быть, храм, или мы вообще оказываемся около могилы мертвого брата?

Режиссер и художник в ходе дискуссии отметили, что попытались показать, какую картину мог бы создать Балабанов по этому сценарию. Насколько это получилось — решать каждому зрителю. Кажется, основная задача спектакля — совсем не угадать, как сделал бы режиссер,  но вывести на диалог, почувствовать эту попытку режиссера выстроить один мир, где вместе с Лесковым и Достоевским появляется Балабанов, который во всяком случае не меньшая фигура.