«РОЖДЕСТВО НА ДВОИХ» НА ХУТОРЕ (БЛИЗ ДИКАНЬКИ)

В культурной среде о таком говорить не принято, но я, как и создатели новой Вахтанговской премьеры, позволю себе вольность и скажу то, о чем все думали, но так и не сказали. Гоголь – автор далеко не самый легкий для усвоения и понимания, а его не всегда приятный стиль и любовь к чертовщине отталкивают еще до того, как ты успеешь дать произведениям шанс. Олег Долин, режиссер спектакля, открывающего череду премьер, отнесся к этой щепетильной теме также честно. Его задачей не стояло раскрытие темы душевной борьбы и страстей маленького южного хутора, вместо этого он решил показать, как все мы воспринимали эту историю, когда нас заставляли ее читать. В какой-то степени главным героем «Ночи перед Рождеством» стал не Черт и даже не кузнец Вакула, а маленькая девочка, которой пришлось променять такой заманчивый телевизор на чтение повести, прописанной ей по школьной программе.

Переход из мира реального в мир фантазий произошел довольно резко и так ярко, чтобы у зрителя не осталось сомнений, в каком тоне будет проходить весь спектакль. Черт, с очевидным умыслом сыгранный исполнительницей роли Оксаны Евгенией Ивашовой, быстро распугал месяц со звездами и заставил тихий мирок казаков и паночек плясать под его музыку. Буквально! Свои безумства разносить он начал под легендарную песню Led Zeppelin «Immigrant song», которую молодое поколение может вспомнить по сцене из третьей части «Шрека». Постановка с самого начала говорит и требует, чтобы ты перестал относиться ко всему серьезно. Проза переведена на театральный язык этюдами и сценами, напоминающими детские игры.

Давайте представим ситуацию. Конец декабря, вечеринка, толпа юношей и девушек. Вы уже услышали эту песню? Ответ «All I Want For Christmas Is You» не принимается, потому что с тем количеством разбитых сердец и внутренних сражений с демонами, с которым сталкиваются герои Гоголя, их выбор очевидно падет на другой рождественский хит. И вновь буквально! В спектакле ни одна сельская дискотека не обходится без композиции «Last Christmas», которую можно считать почти заглавной. До абсурдного смешно, как точно текст Джорджа Майкла вписывается в сложные отношения Вакулы и Оксаны. Еще смешнее сцены, когда персонажи мечтают о семейном счастье под самые слащавые, самые сентиментальные итальянские песни про любовь.

Звук, свет и прочие спецэффекты создают ощущение кинотеатров 5D формата. Некоторые сцены могут даже застать врасплох и напугать. Но примечательно, что все эти приемы имеют объяснение, логику их происхождения. Повесть читает маленькая девочка, которая все же выпросила у отца наушники, которые она волей-неволей передала Черту. Тогда и началась эта красочная «рок-опера». Можно предположить, что музыкальные решения постановки родились из предпочтений юной героини.

Спектакль предлагает вместе посмеяться над уже чуждыми нам нравами провинциальных персонажей времен правления Екатерины II. Конечно, мы ни в школьные года, ни сейчас не можем проникнуться их проблемами, жизненными ситуациями и характерами. Но вот если гиперболизировать и создать из героев символы или даже архетипы, наша эмпатия может активизироваться. В Вакуле выделена его недальновидность, толстолобость и, говоря откровенно, глупость. В Ведьме Солохе – игривость. Оксана, наперекор Черту, героиня размеренная, но очень меркантильная. Подруги Оксаны глуповаты, местные казачки даже противные. Такие детские условности только подчеркнули основную задумку спектакля. Ведь зачастую чем проще архетип, тем глубже его комплексность.

Частой тенденцией Вахтанговской сцены «Амфитеатр», частью репертуара которой и стала «Ночь перед Рождеством», является многоликость актеров. Количество исполнителей ограничено, а вот ролей немерено. Если перед просмотром действа вы внимательно изучите программку, то можете сильно удивиться, после «Дьяка» и «Запорожских казаков» обнаружив «Невские волны», «Собак при дворе» и «Галушки» в списке действующих лиц. Благо, постановка настолько выразительная и визуально точная, что запутаться не удастся. Отчасти это заслуга отточенных и определенных систем взаимоотношений, отчасти – костюмов и сценографии. И то, и то заслуживает отдельного параграфа.

Многим знаком парадокс того, как твое поведение (да и ты сам) меняется в зависимости от собеседника. В спектакле этот парадокс стал аксиомой. С Чертом Полина Бондарь, Анастасия Джентилини, Анастасия Жданова, Анна Ляхова и Мария Риваль – ведьмы, его приспешницы. С Оксаной – ее подруги. Очевидно, что в компании юных подруг Оксаны Карен Овеян, Василий Цыганцов и Павел Юдин становятся такими же юными парубками. А вот с ведьмой Солохой в исполнении заслуженной артистки России Марии Волковой это уже ее любовники-казаки, Чуб, Панас и Голова. Взаимоотношения Черта и ведьмы Солохи напоминают глупые мультсериалы в стиле «Hanna-Barbera», в которых причудливые антропоморфные герои и не говорили толком, только очень выразительно мычали и бурчали. Пожалуй, только Эюб Фараджев, играющий Вакулу, и Эстер Долина, играющая девочку, за весь спектакль не примерили на себя иные роли.

Первая приходящая на ум ассоциация антуража постановки с картинами Тима Бертона очевидна. Та же деконструкция фольклорных и сказочных мотивов, тот же кивок в сторону готических и мистических элементов. Особенно это проявилось в гриме и несколько отрывистых и даже нервных повадках героев. Но первая ассоциация не будет полностью верной без дополнений. Например, стиль, созданный художницей по костюмам Евгенией Панфиловой, обобщенно выглядит так, словно черпал вдохновение из сериала «Эйфория» и самодельных исторических костюмов маленьких театральных студий. Каждому герою приписан образ, ясный и отчетливый, одним словом, узнаваемый. Благодаря этому и перевоплощения удаются актерам так играючи, без видимых усилий.

Рассказывать о каждой замеченной мной детали бессмысленно, правильнее сходить на спектакль самостоятельно и найти уже свои вдохновляющие сцены, шутки или монологи. Главное – не относиться ко всему слишком серьезно и позволить себе насладиться «игрой в Гоголя» без придирок из-за ожидания великих мыслей, глубоких мотивов, политических аллюзий и всему того подобного.