Серым-серо

На «Пере Гюнте. Сказке для взрослых» в театре Ермоловой в этом морозном ноябре зрителя встречают абстрактно-масштабные и уходящие в глубину сцены декорации. Перед глазами предстает белый горный массив, а, может, это только гигантские ступеньки, или вовсе пространство, не означающее ничего и несущее лишь утилитарную функцию расположения в себе героев постановки. Угловатые и бесцветные фигуры подсказывают, что мир «Пера Гюнта» не окажется ни уютным, ни доброжелательным, при этом оставляя визуальную недосказанность – как белый холст, на котором вот-вот что-то появится.

Звучит первая реплика, и спектакль начинается. С места в карьер здесь приобретает буквальное значение. Речь героев очень интенсивная, к тому же рассказывают они будто бы без прелюдии, начиная сразу с самого важного. Приходится забыть про кресло в 12 ряду партера (в котором я сижу) и приложить все усилия к тому, чтобы почувствовать себя в карьере, точнее, в норвежской деревне. Впрочем, погружение занимает не больше минуты.

«Пер Гюнт» заманивает, не собираясь делить зрительское внимание ни со случайным покашливанием в зале, ни с желанием проверить время до конца первого акта на экране телефона. Захватывающая интересность пьесы кроется не в ее сюжете – за спутанным нарративом следить временами в принципе достаточно сложно, но, кажется, даже не всегда нужно, – а в том, как постановка Владимира Киммельмана сделана. То, как герои выглядят, рассказывает о них гораздо больше, чем то, что они говорят. Ты наклоняешь голову, рассматривая черные пятна на белых штанах Пера Гюнта (в исполнении Глеба Шевнина); чуть щуришься, внимательнее разглядывая странные черные тролльи накидки (в ролях троллей Борис Миронов и Елена Пурис); поднимаешь взгляд выше и сдерживаешь восторженную улыбку, наблюдая за энергично дирижирующим Кривым (запоминающимся Андреем Мартыновым), который управляет то ли оркестром, то ли всем миром постановки, а то ли и зрителями заодно.

Визуально мир «Пера Гюнта» черно-белый, как в классическом нуаре. Лица героев расчерчивают резкие тени эмоций и страстей, и иногда на них падает свет прожектора, который в кульминационные моменты направляет Кривой – кажется, кто-то вроде местного демиурга. Одежда, будто испачканная в чем-то и струящаяся запутанными слоями, на главном герое становится все чернее с каждым новым неверным выбором, пока в конце на ней вовсе не остается светлых пятен. Несмотря на яркий сценический свет, Пер Гюнт скатывается во тьму.

Морально мир «Пера Гюнта» сер. Сам главный герой завис между чистотой и грехом, и его отказываются принять и рай, и ад. Тролли здесь – вроде плохие, но несчастные. Сольвейг – отчаянная и жертвенная, но безмолвная. Персонажи сливаются в сложном, динамичном и красивом танце, в котором уже не видно лиц и слышно лишь хор голосов под аккомпанемент оркестра. Они кружатся, падают, взбираются по ступенькам и сползают вниз в попытках жить, но эта нетривиальная задачка не очень-то им удается.

Обычно жанр «Пера Гюнта» называют «философской притчей». Театр Ермоловой, не отказываясь от этой характеристики, аккуратно добавляет свою: «сказка для взрослых». В зазоре между этими двумя словосочетаниями и кроется содержание пьесы. Понятная в своей метафоричности история о том, что думать надо не о себе, но о других, напоминает: нельзя вести себя, как Дориан Грей, Григорий Печорин или Пер Гюнт, иначе твою душу захотят переплавить в огромном ковше. А странные почти всесильные существа и волшебные монстры, сопровождающие тебя в путешествиях, не всегда приносят по-сказочному хороший финал.

Из-под абстракции, захватившей сцену, зрителям подмигивает реальный мир. А оркестр все играет-играет-играет, даже когда его дирижер уже давно занят другим. Ведь и взрослые грустные сказки должны быть красивыми.