«Ищи то, что выше того, что ты можешь найти»

К.У.: Вы знаете, я, конечно, веду дневник, но не настолько, чтобы зафиксировать этот момент. Я не знаю. Это я придумал, это было до того, как первый Маршрут прошел. Как это я придумал, почему – этого я не помню. Мне кажется, это просто очевидное какое-то решение. Я вообще специализируюсь по очевидным вещам. Много афористических фраз есть в текстах художественных, есть в записных книжках не только Хармса, но и его друзей. Это (развешивание мемориальных досок – прим. ред.) очень разный вид имеет, иногда это большие походы с большим количеством людей, а иногда это совершенно камерное мероприятие. В прошлый раз мы пошли на Петроградскую сторону, а эта сторона и есть центр Хармсовской жизни, ОБЭРИУской жизни, потому что там жил Липавский (советский писатель, близкий друг Хармса – прим. ред.) и там жил Введенский (советский писатель, стоял у истоков ОБЭРИУ – прим. ред.).
К.У.: И места, и тексты этих досок, и дизайн. А когда-то это были доски, стилизованные под обычные мемориальные. Вот мы фантазируем, что-то выдумываем, а я честно говоря даже не уверен, что это правильно. По сути дела, это такая брендированная идея. Но поскольку каждый раз команда меняется, люди придумывают свое и получается что-то новое.

К.У.: И места, и тексты этих досок, и дизайн. А когда-то это были доски, стилизованные под обычные мемориальные. Вот мы фантазируем, что-то выдумываем, а я честно говоря даже не уверен, что это правильно. По сути дела, это такая брендированная идея. Но поскольку каждый раз команда меняется, люди придумывают свое и получается что-то новое.

К.У.: «Случаи» это отдельная новелла, они представляют собой некую книжку, и это именно рукописная книжка. Топография Петербурга и его социальный контекст в «Случаях» представлен очень строго. Действие происходит в Ленинграде, но только отдельные детали свидетельствуют о том, что герои где-то живут, где-то выпадают из окон. Очень скромно включение этой топографии. «Случаи» можно воспринимать как описание современной Хармсу социальной жизни, этот тоталитарный контекст здесь, конечно, присутствует, но вместе с тем это скорее какие-то абстрактные параболы, притчи. Эти герои могли бы жить и в Лондоне. Что касается «Старухи», она связана с общим контекстом очень тесно и это, мне кажется, намеренно сделано, и топография необычайно четкая. И это особенность художественного концепта. Мы знаем, что «Преступление и наказание» абсолютно вписано в топографию Петербурга. Если мы возьмем книжку и совершим путь Раскольникова от его дома к дому старухи, за это время мы совершим и этот переход Родиона Романовича. То есть для Достоевского то ли это имело большое значение, то ли скорее ему было важно, что герой живет именно в этом доме и именно в этой квартире.

К.У.: Не точки, а фиксация самого пространства. Для Достоевского это очень важно. В этом смысле «Старуха» продолжает определенную традицию, потому что она обладает очень внятной топографией и не надо ничего придумывать, и мною было решено пойти по этому пути.

К.У: Есть два текста, которые тесно переплетаются со «Старухой». Один очевиден: это «Преступление и наказание». Другой не так очевиден, но, мне кажется, вполне понятно, что Хармс цитирует, и цитирует пародийно, как ему свойственно, «Пиковую даму». Конечно, герой – это альтер эго Хармса, он не убивал старуху. Получается, что герой не убивал, но ведь она убита и кто-то это сделал, – его предшественник. Что можно сказать по этому поводу очень коротко: Хармс родился в Петербурге, умер в Ленинграде. Он очень редко выезжал из города и относился к категории людей, которая не очень в этом и нуждается. Хармс много гуляет, фиксирует и ходит в гости. Это очень осознанное гуляние – не фланирование парижского типа, где ты идешь в неизвестном направлении. Он любил сады, всякого рода парки, на лодке плавать, и в этом смысле это такой человек 20-30-х годов, вписанный в этот быт. Если говорить про его Петербург, то он похож на современного молодого человека или старого человека в том смысле, что он много ходит по городу и посещает разные места. С одной стороны, он ходит на всякие авангардные акции, связанные с музыкой, с другой, он любит классическую музыку, и в его записных книжках обнаруживаешь самые разные имена.

К.У.: Это очень интересно. Дело в том, что каждый год команда меняется, и бывает, что есть какой-то человек, который решает, кто и что делает. Есть такое понятие – магистральный режиссер, который решает кто, где, что будет, как, с какой локации. Это логистическая задача, кроме того, что это художественная задача. В прошлом году художественным руководителем маршрута была театровед, критик и куратор Юлия Анатольевна Клейман. Она американистка по своей театроведческой специальности. Но речь шла о том, что в творчестве Хармса неоднократно упоминается Америка. Это вполне естественно, потому что в двадцатые годы Хармс, не бывая Америке, создает такой образ фантастической Америки. И это стало мотивом, который мы решили использовать в этом маршруте, и Юлия Анатольевна придумала замечательную вещь. Как вы знаете, в Нью-Йорке есть Центральный парк, а Таврический сад – это тот парк, который у нас в городе выполняет эту функцию. Большой сад внутри города. И мы подумали, что можно было бы сделать там некоторое количество эпизодов и аттракционов. И Юлия Анатольевна придумала мотивы, связанные и с Хармсом, и с творчеством ОБЭРИУэтов, и с Америкой как инобытием. Это, скорее, фантазия об Америке. Получился такой вот американский маршрут. Здесь тема и черное и белое, которая очень важна для нашей культуры двадцатых годов, и тема эмиграции, и просто восторг перед промышленными индустриальными достижениями Соединенных Штатов. Сюжет «Старухи» интерпретировался очень свободно – он иногда возникал, но это был день Хармса в Таврическом саду, и он был в каком-то смысле американский.

К.У.: Это скорее не исполнение фантазии, а сама фантазия. Это мотивы каких-то фантазий. Здесь важно то, что Хармс был детским писателем, не только поэтом, и в его детской прозе эта тема путешествий, географических и технических открытий – это все очень важно. Поэтому здесь неслучайно появляется Америка.

К.У.: Есть люди, которые ходят на «Старуху» каждый год, и мы в этом году впервые с разрешения музея Бродского используем это пространство для Маршрута «Старухи». Была идея опыта одиночных блужданий, когда эта огромная толпа рассеяна по району и потом все эти люди собираются в определенном месте. Они обнаруживают друг друга и они уже обогащены каким-то знанием, каким-то опытом, но этот опыт индивидуальный. Когда потом началась пандемия и все было под большим вопросом, очень пригодился этот опыт одиночных блужданий.

К.У.: Ой, подшучивает. С Хармсом лучше не связываться. Он подшучивает, причем это постоянно происходит. Хармс всегда вмешивается: никогда не бывает такого, что без каких-то накладок. Но, с другой стороны, есть еще такая важная вещь – это пароль. Наверное, это то, что называется народная любовь. Я, например, искренне люблю Пушкина, но я думаю, что среди относительно молодых людей, которым ты говоришь: «Медный всадник», «Пиковая дама», они тебе ответят: «О-о-о, я люблю Пиковую даму». Наверное, для очень многих людей человек-пароль – это Бродский. Для меня таким писателем является Лесков. Писатели это всегда какое-то сообщество, круг людей. В этом смысле Хармс отличается тем, что, с одной стороны, он человек высокой академической культуры, а с другой – это авангардная свобода и непринужденность. Это сочетание очень ключевое.

Настя: Маршрут растет в геометрической прогрессии. Последние три года в маршруте участвует около 300 людей и одновременно смотрят на это около 400 людей. Потом есть люди, которые присоединяются к маршруту просто по ходу. Вообще по проектам – это Маршрут номер два, когда было поставлено три или четыре параллельных маршрута. Зритель покупал билет на определенный маршрут, шли четыре большие группы, они не пересекались, и у каждой группы был свой маршрут. Маршрут номер два был номинирован на Золотую маску и потом игрался автономно. Чем для меня ценен и важен маршрут, так это тем, что это возможность людям познакомиться. Как ни странно, мы учимся здесь (В РГИСИ – прим.) в соседних аудиториях, но при этом есть большой процент режиссеров, продюсеров и актеров, которые не знакомы друг с другом, хоть и учатся рядом пять лет подряд. Складывается дружба, сотворчество.

Настя: Есть люди, которые участвуют из года в год. Команда формируется в течение двух лет и еще продолжает работать года два, и это такой костяк, который не меняется чаще всего. Работа по идее должна начинаться в сентябре; если маршрут прошел летом, то в сентябре начинаются обсуждения. Сначала разбирается работа над ошибками, высказываются желания на следующий год. Весь год идет работа по попыткам получить грант. Приблизительно в марте начинается плотное обсуждение, должны собраться команды, начаться работа. Это занимает 2-3 месяца. В этом году мы практически за полтора месяца подготовили маршрут. Но это случилось, потому что мы резко соскочили с осени на лето на этот маршрут. Чаще всего это три месяца в идеале. Сначала придумывается общая структура маршрута, как ее можно реализовать, потому что у нас нет диктатуры, нет художественных советов. Мы приглашаем режиссеров, и мы им должны сказать, чтобы они поставили что-то единообразное, похожее друг на друга в какой-то структуре, но при этом поставить задачу таким образом, чтобы это выглядело единым спектаклем. Притом что команды редко пересекаются в работе. Чтобы обособленные вещи сложились в единую структуру, нужно ее хорошо продумать.

Настя: Бесконечно. Мне кажется, он просто держится за живот, ухахатывается. Для меня маршрут – очень знаковый проект, потому что впервые я работала над ним, когда была абитуриенткой. И благодаря многим людям у меня был целый эпизод Димы Крестьянкина, и с тех пор я каждый год участвую. Было ужасно много смешных историй. Например, однажды мы ехали на дачу за метлами к девочке, которая их сделала, и я на первом курсе всерьёз думала, что две связки метел можно запросто унести в руках. Смешно и то, что Дима Крестьянкин, который ставил «Точку выхода» (эпизод маршрута на станции Лисий нос. – прим) ни разу не был в Лисьем носу.