«Во флигеле мы играем Юсуповых, а во дворце мы и есть Юсуповы»

— Как проходило ваше знакомство с родом Юсуповых и где вы услышали о них впервые?

Арсений: Я с самого детства ходил в Юсуповский парк, но просто не знал, кто такие Юсуповы. Да и вообще фамилия Юсуповых постоянно где-то мелькала: дворцы, парки… Но подробную историю я узнал, только когда познакомился с Сергеем Паньковым.

Егор: В школе я ходил на экскурсии, одна из них была в Юсуповский дворец. Признаюсь честно, немного я там запомнил, поэтому полноценное знакомство состоялось, когда я встретил Сергея Панькова.

Элина: Я вообще ничего не знала, пока меня не пригласили в этот проект, потому что я не коренная петербурженка и мое знакомство с этим городом продолжается уже шесть лет.

— Откуда узнал Сергей Паньков, который всем рассказал?

Сергей: Я тоже из небольшого города, поэтому по паркам не гулял, а из дворцов у нас только дворец культуры. Это заготовленная шутка. (смеется) Я смотрел мультфильм «Анастасия», где Распутин поет, а еще у меня дома стоит такой же стул, как те, на которых мы сейчас сидим. Поэтому я был знаком с родом Юсуповых только по каким-то мелким деталям. Но после того, как мы перенесли спектакль «Платонов» из усадьбы Державина во флигель Юсуповского дворца, мне предложили сделать еще один иммерсивный проект в его интерьерах. И вот тут уже началось действительно плотное знакомство с Юсуповыми с нуля. Учитывая, как глубоко мы погрузились в эту историю, можно считать, что в начале мы совсем ничего не знали.

— Хочется ли вам еще больше закопаться в историю Юсуповых? Или вам уже достаточно, и видеть вы эти документы больше не можете?

Арсений: Конечно, хочется. Я продолжаю читать книги и мемуары, потому что без этого не будет роста. Если остановиться, станет неинтересно, я буду играть рисунок. А так я перед спектаклем что-то прочитаю, запомню какой-то факт, который мне, может, даже не пригодится, но он будет меня греть.

Сергей: Я прямо сейчас занимаюсь тем, что дописываю еще по одной сцене в каждом маршруте в дворцовой части, поэтому ребятам еще предстоит в ноябре погружение в новые ситуации и подробности.

Элина: Я сейчас листаю книжку воспоминаний графини Комаровской — это воспитательница Ирины. Я разочаровалась, потому что там очень мало написано про начало отношений с Феликсом и гораздо больше рассказывается про детские годы Ирины. Я, конечно, нашла для себя какие-то интересные факты, уже в дальнейшем, прочитав начальные главы, но, открыв первый раз книгу, я все же пролистала сразу до встречи с Феликсом!

Сергей: Новые сцены как раз будут посвящены их знакомству.

— Не мешают ли чрезмерные исторические знания об эпохе и о героях творческому процессу? Нет ли у вас ощущения, что вы просто создаете исторического двойника и не можете ничего добавить от себя?

Элина: Мне кажется, что каждый актер должен понимать рисунок роли и в нем двигаться. Если ты хорошо его чувствуешь, ты понимаешь, где можно что-то добавить, а где это будет лишним — для меня это вопрос профессионализма.

Егор: Я согласен, нельзя быть роботом, достаточно знать предлагаемые обстоятельства, коридор роли, чтобы добавлять свое, оставаясь в контексте. Одна из важных вещей, о которых часто говорит Сергей: мы играем условно два спектакля, один во флигеле, а второй во дворце. И во флигеле мы играем Юсуповых, а во дворце мы и есть Юсуповы. Поэтому во флигеле иногда можно пошутить про что-то условно современное, а во дворце уже не получится. Например, гости скажут: «Мы к вам прилетели из Дубая». И я отвечу: «Ой, прилетели? А на чем, боюсь спросить, на воздушном шаре?».

Сергей: В этом отношении нам повезло, что мы не были близко знакомы с Юсуповыми, когда начинали работать над спектаклем. У каждого историка, который занимается Юсуповыми, свой взгляд на Феликса, на Николая, на Ирину. Поэтому и у всех хранительниц музея, и у нашего исторического консультанта Натальи Зайцевой эти герои немного отличались друг от друга, и мы знакомились с ними с разных сторон. Была даже ситуация, когда мы обсуждали Николая Борисовича, и одна из хранительниц рассказывала, что он любил музыку, театр. А вторая воскликнула: «Женщин, женщин он любил!». Поэтому мы пытались разобраться, чем актеры могут быть похожи на каждого из героев. Например, мы очень долго пробовали фразу «Я самый богатый человек России» с Арсением.

Арсений: Да, очень.

Сергей: Потому что не мог Арсений, выпускник театрального института, понять, что значит быть самым богатым человеком России. Но постепенно он присвоил это себе, видимо, нашел какое-то свое богатство, которому можно радоваться. Нас часто спрашивают, какими мы хотим показать Юсуповых: хорошими или плохими, очернить или обелить. Но нашей сверхзадачей было показать Юсуповых-персонажей, а не Юсуповых-исторических личностей, рассказать об их переживаниях, которые нам близки. Каждого героя мы пытались понять как себя.

Егор: Я согласен. Мне кажется, что наш спектакль люди любят именно за это (я делаю вывод, основываясь на том, что все билеты за пару недель раскупают). Мы не играем, поэтому каждый, кто приходит, находит себя в наших персонажах. Люди доверяют нам свое времяпрепровождение, а мы доверяем им.

— Чувствуете ли вы при этом ответственность за то, что, например, некоторые исторические фрагменты вы ставите впервые в таких подробностях (в частности, опираетесь на неопубликованные дневники Марины Гейден)? Есть ли вообще какая-то особая ответственность в работе с историческими персонажами?

Сергей: Теперь чувствуем. (смеются)

Арсений: Конечно, чувствуем. Но, мне кажется, мы справляемся с этой ответственностью. Мы все-таки основываемся на достоверных фактах.

Егор: Я, если честно, не задумывался.

Сергей: Мы с этой точки зрения были защищены, потому что с нами работала исторический консультант Наталья Зайцева. Она живет полгода в России и полгода во Франции, работает с архивами Юсуповых и там, и там и публикует научные материалы. Она была с нами на связи, приезжала и проводила для актеров уроки этикета. Еще нам помогали хранительницы музея, они ходили за нами и исправляли каждую неправильно произнесенную фразу: от ударений до исторических фактов. В какой-то момент я даже начал немножечко топать ножками и возмущаться: «Я тут режиссер!». Потому что актерам сначала нужно присвоить себе персонажа, а потом уже поверх этого доработать исторические детали. Мне кажется, что если зрители сравнивают спектакль во флигеле, где практически нет исторических интерьеров, с машиной времени, то мы чего-то достигли. Только благодаря видению актеров нам удается воспроизвести эпоху в серых стенах с минимумом декораций. Артисты чувствуют себя во дворце, и зритель тоже начинает это чувствовать.

— А чем для вас отличаются друг от друга интерьеры флигеля и дворца с точки зрения актерской игры? Красивая обстановка подстраховывает, если что-то идет не так, отвлекает зрителей или, наоборот, обязывает вас быть на сто процентов точными?

Элина: Я замечаю, что во дворце зрители окрыленнее и завороженнее ходят. Когда я играла последний спектакль во дворце, я поступила так. После сцены дуэли мои гости уходят последними, и из-за того, что все группы одновременно направляются в бальный зал, перед нами создается толпа. Понимая, что впереди их ждет очень красивая зала с подсветками, я решила придержать свою группу, предложив им одним глазком взглянуть на императорскую ложу, которая была по пути. Все были очень взбудоражены этим предложением. И благодаря этой небольшой задержке толпа перед нами немного рассеялась, появился воздух, и мы смогли рассмотреть декорации. Так что интерьеры дворца для меня — однозначный плюс.

Егор: Во дворце я вижу один плюс и один минус. Минус заключается в том, что там огромные пространства, и, когда я веду группу, очень долго приходится ждать последних двух-трех человек. Они подолгу рассматривают дворец, который им интереснее, чем я — и это нормально. Но из-за этого мы с первыми пятью людьми в каждой новой локации стоим и просто изучаем гобелены, и только потом, когда все доходят, я продолжаю рассказывать про бал. А плюс дворца лично для меня в том, что вся сцена дуэли играется в театре. Это выглядит очень помпезно, красиво, вкусно, как и должно быть у нас в спектакле.

А во флигеле свои плюсы. Я раньше думал: «Как играть здесь? Стены серые, лестницы кирпичные». А сейчас я понял, что так интересно это все обыграть. Сказать: «Вот, видите эту дырочку, да-да, это к нам император приезжал, и что-то он разозлился, и кулаком бах! И вот осталось до сих пор. И все!». И зритель сам раскрепощается, ему становится интереснее. И оттого, что им интересно, становится интереснее и мне. Поэтому для меня спектакль во флигеле даже более увлекательный, чем во дворце.

— Насколько вообще свободно могут чувствовать себя зрители на иммерсивных спектаклях, должны ли быть какие-то ограничения?

Арсений: Иногда слышу во время спектакля: «Ой, вы так похожи на Феликса Юсупова!..». Спасибо, конечно, но что значит «похож»? Я же сейчас для зрителей и есть Феликс Юсупов. Получается, они в этот момент не внутри спектакля вместе со мной, а будто альбом с историческими портретами разглядывают. (улыбается)

Егор: Я не хочу, чтобы у зрителей были какие-то рамки. Пусть они приходят, и как они видят иммерсивный спектакль, так и будут в нем существовать. Потому что все зрители, да и вообще все люди, включая меня, Элину, Арсения и Сергея Панькова, нашего режиссера, видят иммерсивность абсолютно по-разному.

Сергей: У нас есть такая фраза, она еще с «Мастерской» идет: «Ошибка — Божья благодать». Поэтому мне кажется, что все накладки и создают эту иммерсивность. Но при этом, когда люди только приходят к нам и их встречает Николай Борисович в парике, а рядом стоит в красивых бриллиантах Татьяна, со зрителями сразу происходят метаморфозы. Им сразу хочется соответствовать окружению, ведь не только мы должны соответствовать этому пространству, зритель тоже должен. На самом деле, даже если ты дома перед зеркалом выберешь не джинсы, а брюки, не брюки, а платье, то есть будешь собираться с ощущением, что ты идешь на бал, все изменится, и ты скорее ощутишь эту иммерсивность на себе. Мы особенный иммерсивный проект, потому что мы очень смело идем в это взаимодействие. Такого мало. Все-таки обычно иммерсивность заключается в очень жесткой дистанции между актерами и зрителями. У нас же люди танцуют на балу с актерами, и всегда есть вероятность, что во время спектакля какой-то маньяк с ножом тебя пырнет. Но будем выкручиваться!

— Расскажите подробнее о мистической и эзотерической составляющей — как строилась работа с магическими верованиями рода Юсуповых, какое место для вас они играют в биографии персонажей?

Сергей: Я скажу одну вещь, пока ребята придумывают мистические истории. Нам просто часто задают этот вопрос, поэтому актеры решили, что нужно просто придумывать, как к нам приходил призрак Распутина, и мы его шваброй выгоняли. В общем, для меня мистерии — больше церковный, религиозный жанр, близкий к житию, только включающий в себя всякие магические превращения. И еще слово «мистерия» созвучно слову «мистификация», то есть оно включает в себя больше мифов, чем мистики. У нас не то чтобы призраки появляются, и мы не занимаемся детективным расследованием и спасением чьей-то души, которая в белом платье проносится по залам этого дворца. Наша мистика — это как раз попытка из тех фактов, исторических документов, легенд, автобиографий, исследований и всего, что известно про род Юсуповых, найти что-то настоящее и разгадать их. То есть из самых разных граней личностей Юсуповых собирается мистерия. Но при этом, конечно, Полина Шепелева, которая играет Зинаиду Ивановну и Зинаиду Николаевну, перед спектаклем у меня спрашивает: «А что, если на спиритическом сеансе дух не придет?» Я говорю: «Так никто и не ждет, что дух придет. Думаешь, что зрители приходят, садятся в круг и ждут, что сейчас придет Татьяна Рибопьер, начнет летать, крушить и предсказывать будущее?». Ты на меня так разочарованно смотришь, как будто именно этого и ждешь.

— Конечно.

Егор: Дух будет, приходите.

Элина: Полина еще рассказала мне сегодня, что на последнем спиритическом сеансе свечка начала гореть горизонтально, а не ровно.

Сергей: Но добавлю, что звук духа все равно пришлось включать. Даже несмотря на то что он действительно пришел, говорить он с нами отказался.

— И в заключение спрошу: почему именно эти четыре героя ведут четыре маршрута?

Сергей: Вам правду рассказать или версию для печати? Правда заключается в том, что наш драматург Владимир Хаунин написал пьесу, в которой нужно было определить четырех главных героев. И я понимал, что хочется сделать полноценное описание всего рода, чтобы люди из разных поколений пересекались и общались друг с другом. Например, у нас Татьяна и Феликс общаются как брат и сестра, хотя одна умерла до того, как второй родился.

То, что один маршрут будет за Феликсом, стало очевидно сразу, потому что без него погружаться в историю рода слишком сложно. С Феликсом в пару шла Ирина, и это сильно помогло, дало новый взгляд на историю убийства Распутина, ведь фактически это история леди Макбет. Потом на сцене дуэли и при чтении дневников Марины Гейден и самого Николая Юсупова стало ясно, что его история станет отдельным маршрутом, где Николая убьют, а его группу поведет дальше другой персонаж. Самая большая сложность была с четвертым маршрутом.

Цифру четыре диктовало количество этажей и деление гостей, потому что 100 человек легко поделить на четыре группы. Кроме того, чтобы все группы ходили, не сталкиваясь и не сильно мешая друг другу (кроме специально запланированных сцен), нужен был четвертый маршрут. Его было сложно найти, потому что у Татьяны оказалось довольно мало текста. Было понятно, что Владимир Григорьевич уделил больше внимания мужским персонажам, Феликсу, Николаю, а женские образы у него очень скользящие. Поэтому сначала девочки даже плакали, и я их понимаю, им надо что-то играть, а там они превращаются больше в экскурсоводов. Так что мы садились с ребятами, читали дневники Татьяны, дописывали сцены, чтобы у нас сложился маршрут. Сейчас Татьяна — хозяйка бала, она встречает гостей, и спиритический сеанс проходит на ее маршруте, так что в итоге все четыре линии работают равноценно.

Егор: В общем, если нужно тезисно подвести черту, то наш спектакль — это с корабля на бал. А под конец уже с бала на корабль.