Секс и ненависть в Российской империи

Второй байопик Кирилла Серебренникова, впервые показанный в прошлом году на Каннском кинофестивале, получился довольно тяжеловесным и неоднозначным. «Жена Чайковского» — скандальное кино на сакральную для русской культуры тему с неудобными подробностями.

О частной жизни Петра Ильича Чайковского у нас говорить открыто не принято: вот его музыка, вот его гений, а все остальное — это у него причуды такие, давайте забудем. Как и о его печально известной жене на месяц — Антонине Милюковой, которую до сих пор осуждают некоторые современные поклонники и исследователи творчества столпа академической музыки в нашей стране. Серебренников же отважился не только затронуть тему сексуальных предпочтений великого композитора, но и заглянуть за ширму брака, удостоившегося пары строчек в Википедии. Как и в «Лете», режиссер обратил все свое внимание на героиню, игравшую хоть и роковую, но все же скорее эпизодическую роль в жизни Чайковского.

Женщина в огне (или гадина, как называл ее собственный муж), Антонина олицетворяет образ помешанной на идеале мужчины женщины. Героиня Алёны Михайловой предстает перед нами крайне наивной особой, но скрывающей за этим фасадом существо, израненное обществом и семейным укладом. Повсюду ее преследуют серый туман, тусклые зеркала и спертый воздух. Петр Ильич в исполнении Одина Байрона — фигура отстраненная и непостоянная, но вполне реальная и живая, в отличие от того идола, что представляет себе обезумевшая юная невеста.

Можно подумать, что зритель должен увидеть историю неудачного мезальянса глазами самой Милюковой, раз источником послужили ее забытые мемуары. Эпиграф про бесправное положение женщин в Российской империи располагает к такой точке зрения, но все рассыпается в череду фрейдистских этюдов на тему экзальтированной богемы, подавляемой местными правилами.

Кто виноват: Бог, власть или все-таки каждый человек по отдельности? Если вы ждете ответа на этот вопрос, то вы его не получите. Как сказал Чайковский Одина Байрона в открывающей сцене: это «пошлая трагикомедия». Довольно иронично, что именно так можно описать и сам фильм, и вечное положение вещей в истории России. По Серебренникову, атмосфера спертого воздуха в империи делает и гения, и бесправную женщину несвободными в своих действиях и чувствах. Остается только страдать и мучить других. Ну а больше всех страдают люди без секса и творчества, как говорится.

Для близкого окружения Петра Ильича эта драматичная история всегда оставалась притчей о том, как назойливая муха полюбила солнце. Солнце при близком рассмотрении оказывается нервозным и усталым человеком, а муха хоть и назойливая, но ничего не может с этим поделать, поскольку всю жизнь подавляла свои импульсы и не получала ни капли любви от мамы-тиранши. На это тяжело смотреть, несмотря на то что композиции Даниила Орлова и операторская работа Владислава Опельянца создают мрачную, но приятную глазу картину.

Волшебства не происходит: свеча затухает, кольцо не надевается, обилие мужских гениталий, накиданных во втором акте перфоманса, заставляет захлебнуться. Вокруг танцуют голые гусары под Shortparis, мастурбирует умирающий Мишуков и читают стихи Алексея Апухтина. Возможно, мы тоже должны мучиться в процессе просмотра. Если так, то цель достигнута.

Искусство никогда не будет существовать без грязного белья, но грязное ли оно в реальности? На самом деле, это часть поколенческого стыда, тянущегося из века в век. Мы — продукты нашей среды и должны от нее освободиться. Иначе умрем от репрессированных чувств и самоцензуры. Мне кажется, что отчасти вывод Кирилла Серебренникова был и таким, но форма театрального капустника «Гоголь-центра» немного сбивает настрой для такого серьезного разговора.