«Когда на смерть идут – поют»

В 2022 году команда независимого театра Fulcro (об их спектаклях мы писали не раз) переехала в Израиль. Сейчас они нашли свой дом в театре Tmu-na, где можно увидеть спектакли «Гибнет Хор» и «Цветы», и в театре Гешер, где планируется премьера третьей части Кабаре «Горящий куст». Спектакль «Гибнет Хор» стал премьерой Fulcro в Израиле. В августе команда представила читку трех пьес о войне, которая стала завершающей частью цифрового перформанса «Я здесь. Хроники маленьких людей». Уже тогда, во время читки, можно было заметить зачатки будущего спектакля, и неудивительно, что именно эта пьеса стала основой для полноценной израильской премьеры.

Пьеса «Гибнет Хор» Аси Волошиной была написана в 2014 году, и ее текст основан на книге Софьи Федорченко «Народ на войне». Книга частично документальная и включает в себя реальные свидетельства солдат-участников Первой мировой войны.

Основной темой спектакля стала трагедия войны: посттравматическое расстройство, насилие, падение человека до неразумного животного и загубленные судьбы людей. С этой непростой темой лицом к лицу сталкивается зритель, на час оказавшись прикованным к стулу в онемении.

Михаил (Никита Гольдман-Кох) – в прошлом врач-офтальмолог, а в настоящем – военный хирург, который едет из ниоткуда в никуда на поезде, полном раненых. Он проводил сутки на ногах, бесконечно оперируя солдат и ампутируя конечности. Медсестра Софья (Катерина Тихонова), единственное светлое и доброе, что осталось и в пьесе, и в жизни Михаила, становится его неожиданной собеседницей и свидетельницей его окончательного падения в бездну.

Если вы смотрели «Цветы», вы помните о любви Fulcro к Бертольду Брехту. Здесь (хотя и не используются его тексты) зритель видит реминисценцию эпического театра. Михаил говорит напрямую со зрителем, рассказывает ему разрозненные куски своих размышлений и своей биографии. Никита Гольдман-Кох не перевоплощается в Михаила, а лишь становится голосом его истории, не теряясь за персонажем все еще до снобизма интеллигентного, но уже оскотинившегося доктора. И Хор исполняет роль зонга, перебивает героев и создает противостояние двух сущностей: утонченного интеллигента Михаила и временами дурноватого крестьянского Хора.

Музыкальная составляющая спектаклей Fulcro едва ли не важнее драматической – поразительно, сколько говорит их вокал, нестройная тягучая музыка, которая одновременно и смех, и плач, и стук колес о рельсы. И, хотя основной Хор – женские голоса, к концу спектакля он вырастает в два раза, все актеры на сцене становятся Хором. И музыкальная гармония теряется окончательно, но, очевидно, это не тот спектакль, который должен звучать красиво и стройно, потому что боль не может звучать красиво.

В настоящей трагедии гибнет не герой – гибнет хор.

Название, как и ключевая цитата пьесы, позаимствованы из нобелевской речи Иосифа Бродского, которую он прочитал в 1987 году. В ней Бродский вспомнил и почтил память миллионов жертв революции, Гражданской войны, сталинских репресси. Ни «Хор», ни «трагедия» здесь – не литературная терминология, а политические, остро-социальные метафоры. За тремя женскими голосами (Аля Покровская, Анастасия Гордыманова, Полина Вингородова) стоят разрушенные судьбы миллионов людей за многие годы. В спектакле нам говорят о Первой Мировой войне, но думает зритель, конечно, о том Хоре, который гибнет сейчас.

В пьесе цитату присваивает себе безликий, существующий только в воспоминаниях Михаила философ (он знаток античности, а еще ему ампутировали обе ноги), не цитируя Бродского, а ссылаясь на Клавдия Элиана: «Однако никогда не было столь отважного и дерзкого трагического поэта, который вывел бы на сцену обреченный на смерть хор».

Fulcro тоже не хватило смелости, и на сцене погибает лишь Герой, Хор уже погиб. За это хочется только благодарить и Асю Волошину, и команду театра. Все же некоторые вещи даже в таком спектакле-откровении должны оставаться за сценой. Призрак погибшего Хора живет в голове у Михаила. Они безграмотны, просты – и, в отличие от главного героя, трагедия уже расщепила их личность и низвела ее до первобытности. Как и любое безумие, Хор неконтролируем. Они позволяют себе смеяться, танцевать, мучить бедного Михаила как угодно. И, конечно, они пронзительно, музыкально страдают.

Вина выжившего.

У Михаила две вины – личная, о которой мы не узнаем до самого конца пьесы, и коллективная. Личную вину понимаешь сразу, она логичная настолько, что необязательная: раскаяние за содеянное – это практически банальность. Проблема коллективной, экзистенциальной вины – вот, зачем прежде всего нужен этот спектакль.

Экзистенциальная вина практически приравнивает Михаила к Эдипу Софокла, ведь все происходящее с ним выпадает на его долю с неотвратимостью природного катаклизма и внезапностью стихийного происшествия. Он не выбирал эту войну, не хотел резать людей и рушить их судьбы, но он все равно часть этого мира, соучастник, и признать ему это удается только в самом конце. Как Эдип, наш Герой слепнет и теряет рассудок. Тогда же и заканчивается противостояние Хора и Героя: Герой, потеряв себя и свою холеную циничную интеллигентность, сам становится частью Хора.

Спектакль короткий, всего лишь час, но оставляет долгое «послевкусие». Сначала на эмоциональном уровне ничего не торкает, и даже удивительно – как это мне так долго говорили о мировой катастрофе, а я ничего не почувствовала? Он «догоняет» спустя несколько дней, и только тогда полностью осознаешь увиденное и понимаешь свое место в этом высказывании. До боли честный, иногда хаотичный и дисгармоничный спектакль служит нам всем болезненным напоминанием о мировой трагедии и прямо сейчас гибнущем Хоре. Если бы все перестали воевать, война бы без корма и издохла.